– Сейчас около двух часов, – машинально отметила она. Часы Кристина забыла, а телефон не взяла намеренно. Она почувствовала, что очень голодна и вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего вечера. Кристина решила поискать кафе, бистро или что-то в этом роде, чтобы купить воды и перекусить. Она ещё раз оглянулась, вздохнула и пошла вдоль кирпичного забора, свернув за ним в какой-то переулок.
Как только Кристина возобновила движение, воспоминания её потекли в том же порядке, в котором их на время прервал кирпичный забор. Мысли её, словно благородные воспитанницы пансиона в церкви, не нарушая общего порядка, чинно и смиренно дожидались своей очереди на исповедь.
Настоящим другом Кристины был отец. Даже сейчас, глядя на запылённые носки своих кроссовок, поочередно вплывающие в поле её зрения, вспоминая отца, она улыбалась. Умный, добрый и сильный. С детства он казался ей всемогущим, или, по крайней мере, наделённым какой-то волшебной силой, что выгодно отличало его от всех остальных людей. Да так оно, по сути, и было. Полное и абсолютное принятие, вот что всегда она чувствовала глядя на него. Это излучали его глаза, когда он слушал пламенный и аргументированный спич шестилетней Кристины, целиком и полностью доказывающий необходимость приобретения щенка. Это звучало в интонации его голоса, когда он своей восьмилетней девочке объяснял, почему нельзя без разрешения брать деньги со стола в его кабинете, даже если ей с её подружкой Катькой нестерпимо захотелось мороженого. Это было в наклоне его головы и крупной белой руке, с редкими веснушками, которой он расписывался в её школьном дневнике, с жирной двойкой по физике на его странице. В этом и была его сила, которая передалась и ей тоже. Хотя и не сразу, а постепенно, в размеренно-поступательном ритме осознания своей значимости и уникальности. Когда на тебя снисходит понимание того, что тебя любят не за что-то, а просто, потому что ты есть. И ты вдруг открываешь для себя, что всегда это знала. Просто знание это, как диковинный подарок, до поры до времени стояло в темном уголке твоего сознания, да ещё и прикрыто было тканью, как памятник накануне открытия. И вдруг, в самый обычный день, или вечер, когда ты бежишь в прихожую сломя голову, потому что папа вернулся после недельного отсутствия, это чувствуется наиболее остро. Или вообще не вовремя, когда ты наскоро знакомишь отца со своим одноклассником, который пришел к тебе, чтобы готовиться к проекту по биологии, – где-то на заднем плане твоего сознания это снова мелькает. А может это было, когда отец с дурацким выражением лица сидел в твоих наушниках, покачивал головой в такт непонятной ему музыки, изображая удовольствие и заинтересованность… И ты понимаешь, что вот сейчас, в эту самую минуту, что-то происходит… И бесшумно ниспадает ткань, как пелена с глаз. И одновременно высвечивается спрятанный подарок, который называется любовь. И ты чувствуешь радостное удовлетворение и благодарность. И ты понимаешь, что и раньше это знала, потому что это было всегда. Возможно ещё до твоего рождения. Эта любовь снизошла на тебя, задолго до того, как ты стала узнавать его среди других людей. Она стала жить и в тебе. Благодаря отцу и его любви. Потому что такова природа этого чувства. Если оно есть, то проникает во все сферы жизни и заполняет собой окружающее пространство. И проникает во все дела и мысли. И ты чувствуешь себя защищенной и очень сильной. Потому что ты пропитана ею вся. Ты если захочешь, можешь даже светиться. Или светить. И ты идешь по жизни и преподносишь себя миру, как драгоценный и неисчерпаемый дар, которым можно и нужно делиться, чтобы не расплескать. И ты заряжена этим настолько, что в состоянии излучать самостоятельно флюиды любви и счастья.
