Экспедиция | страница 7



– Извините, я понимаю, сейчас не до меня, но Александр Евгеньевич оставил вам письмо…


Я резко проснулась. Меня всю трясло. Я судорожно пыталась высвободиться из спального мешка, но ничего не получалось. Наконец, на десятую попытку я расстегнула прочную ткань и вылетела из этой импровизированной кровати. Пытаясь успокоить разбушевавшееся сердце, я выглянула в иллюминатор.

– Вдох… выдох… – повторяла я раз за разом, рассматривая Землю с высоты 400 километров.

Как только мы пристыковались к МКС-1, этот сон снился мне почти каждую ночь. И переживая все снова и снова, я не забываю то, что произошло с отцом. Мне не становится легче, грусть не отступает. Иногда кажется, что я, словно птица в клетке, стараюсь выбраться из плена воспоминаний, но ничего не получается, поэтому, чтобы окончательно не затеряться в них, я начинаю вспоминать события прошедших дней: радостная встреча с космонавтами из разных стран, уже живущими на станции, искренние восторги моего экипажа от целого дня работы в космосе, непродолжительные разговоры в свободное время о наших дальнейших действиях в будущем космическом полете.

Но, наверно, о чем я больше всего думаю и напоминаю себе, так это о Михаиле. Когда в очередной раз меня накрыло волной пережитого ужаса и страха, он помог мне прогнать их. Я помню, что во сне смотрела, как папа держал в последний раз меня за руку, и потом как резко расслабил ее, словно очень сильно устал и держать ее был уже не в силах. Моя душа медленно рвалась на мелкие кусочки, причиняя столько боли, сколько я никогда не испытывала, и вот, когда терзаться уже было не чему, я закричала. После этого, все происходило очень стремительно: двери моей каюты открылись, и в них показался Сохин. Он помог мне выпутаться из ненавистного мешка и прижал к себе, успокаивая. Его рука ласково гладила меня по голове, перебирая темные короткие волосы. А сам он говорил:

– Не бойся, Веня. Это в прошлом. Оставь после него только хорошие воспоминания. Ты не можешь терзаться вечно. Тише, ты со мной.

Мы стояли, насколько это было возможно в невесомости, очень близко. Он прижимал меня к себе, стараясь отогнать ужасные мысли. Не знаю, как долго Миша был со мной, потому что вскоре я уснула в его объятиях.

После того случая мы так и не поговорили обо всем, что волновало, как мне кажется, не только меня. Я пыталась несколько раз встретиться с ним наедине, но то меня вызовут на совещание, то он в открытом космосе проверяет внешние системы МКС-2. А после такой работы мы выходим в разное время на дежурство, так что, к сожалению, не представлялось возможности затеять разговор.