Моей маме…
Маме, на заводе, где она работала, выдавали молоко. За вредность. Стакан в смену, а вернее, – полулитровую стеклянную бутылку каждые два дня.
Я гордился маминой работой. На работе она занималась полуфабрикатами, но не замороженными пельменями или котлетами. Это были нарезанные тонкими кружочками монокристаллы кремния. Вследствие противоречивости свойств84, его можно было использовать для нанесения микросхем85 и прочих нужд звёздной86 отрасли. Но для того, чтобы эти пластинки работали так, как надо, их поверхность должна была быть безупречной. И вот, моя мама как раз и занимались тем, что отыскивала среди сотен десятков пластин те, которые не были достойны носить на себе ничего важнее пыли. Мама мало рассказывала о том, чем занята на заводе, но иногда с её уст слетало такое словосочетание, как «вакуумная гигиена», которое пугало обилием гласных, но совершенно определённо давало понять, что ни о какой пыли на рабочем месте не могло быть и речи. Так же, вскользь, мама иногда спрашивала, знаю ли я, как надо действовать в том случае, если мне представится смешивать воду с кислотой. Что я стану делать, – налью воду в кислоту или наоборот, и была довольна, если я, не раздумывая, склонялся ко второму варианту.
По причине ли тщания и чрезмерной ответственности, с которыми мама относилась к работе, то ли из-за привычки быть скрупулёзной и внимательной, за что бы ни бралась, но ко мне она была столь же строга, как и к пластинкам кремния. От меня требовалось блюсти чистоту всего: ушей, комнаты, репутации, поступков и помыслов. Но… кто из нас безгрешен?
Мама была постоянно недовольна мной. Я поджидал её возвращения с работы, полный двоякого чувства любви и страха, ибо понимал, что никогда не смогу угодить, как бы ни старался. Заходя в дом, мама доставала из сумки бутылку с молоком, закупоренную крышечкой из белой фольги, и, оглядывая немытый пол или посуду, принималась меня отчитывать. Я же, пропуская мимо ушей все её «сколько раз тебе говорить…», наливал молоко в чашку и жадно, не отрываясь, пил. Бывало, что летом, после жаркой толчеи трамвая, в котором мама ехала домой, молоко было с едва заметной перчинкой кислоты, но это, впрочем, никак не портило его. Если бы мама разрешала, я бы не пачкал посуду, а пил прямо из бутылки, но, под её строгим взглядом, был вынужден переливать молоко в чашку.
И так, не выпитый мамой стакан молока, который должен был защитить её от вредного влияния паров серной
