в войне шведской, а он, король, принимает на себя роль посредника. Матвеев повторял царю в своих донесениях: «Нынешняя война ваша со шведами Штатам очень неприятна и всей Голландии весьма непотребна, потому что намерение ваше взять у шведа на Балтийском море пристань, Нарву или Новые Шанцы; где ни сойдутся, постоянно толкуют: если пристань там у него будет, то не меньше француза надобно нам его бояться, отворенными воротами всюду входить свободно будет. Штаты находятся в очень затруднительном положении, потому что по союзному договору обязаны подавать шведу помощь, но если подадут эту помощь, то нарушат дружбу с вами. Больше всего боятся того, что у купцов их много товару в Риге, Нарве и Ревеле, и хлеб, который дал им швед вывезти из своих городов, весь лежит теперь в Ревеле, и если вас прогневать, а вы эти города возьмете, то их товары безвозмездно погибнут. Купечество здешнее и английское не прочь, чтоб этим городам быть за вами, и я, сколько могу, обещаю им большую свободу в торговле, если города эти будут за вами, и успокаиваю их всячески, чтоб только они не помогали шведу и не принуждали к тому Штатов своим докучным прошением. На днях был у меня Витзен с просьбою, чтоб вы, по милосердию своему к амстердамским купцам, приказали отдать им хлеб, который теперь в Ревеле, ибо они уверены, что этот город будет в ваших руках»… Приехал в Гагу король Вильгельм III, долго разговаривал с Матвеевым при всех иностранных министрах, вспоминал с великою похвалою о Петре, о его высоком разуме, о мудрой правительственной деятельности в такие молодые годы, о многочисленных войсках, как они собраны и обучены, жалел, что нынешний поход предпринят в жестокое осеннее время, не забыл упомянуть, что ливонские города исстари принадлежали России.
14 декабря пришла в Гагу весть о нарвском поражении и произвела несказанную радость. Матвеев писал Петру: «Шведский посол с великими ругательствами сам, ездя по министрам, не только хулит ваши войска, но и самую вашу особу злословит, будто вы, испугавшись приходу короля его, за два дни пошли в Москву из полков, и какие слышу от него ругания, рука моя того написать не может. Шведы с здешними, как могут, всяким злословием поносят и курантами на весь свет знать дают не только о войсках ваших, и о самой вашей особе. Здешние господа ждут мира, потому что лучшие ваши войска побиты и генералы, пущие промышленники, взяты в полон, каких людей сыскать трудно, и солдат таких вскоре обучить невозможно». Головину Матвеев писал: «Жить мне здесь теперь очень трудно: любовь их только на комплиментах ко мне, а на деле очень холодны. Обращаюсь между ними, как отчужденный, и от нарекания их всегдашнего нестерпимою снедаюсь горестию». Горесть увеличилась, когда Штаты прямо объявили Матвееву, что по старым союзным договорам, теперь обновленным, они обязаны во всем помогать Швеции. «А с намерением их король английский николи не разлучится», – доносил Матвеев. В начале 1701 года он потребовал от голландского правительства, чтоб оно, соблюдая древнюю дружбу о царским величеством, не велело принимать от шведского посла мемориалов, противных достоинству монарха русского, и запретило подкупленным от шведа журналистам (курантистам) печатать всякие неистовые хулы на особу царя. Получив от своего двора подробные сведения о Нарвской битве, Матвеев подал Штатам мемориал, который, по его словам, произвел свое действие: «Зело дивились непостоянству и лживой премене шведов в постановленье перемирья с нашими генералы, и здесь во весь народ то отозвалося к великому бесславью шведу». Шведский посол Лилиенрот заказал написать на французском языке замечания на мемориал Матвеева, и заказ был выполнен согласно с желанием заказчика. Замечания написаны ловко и зло.
