– Мало в этом году толковых-то, ох, мало, не наберем мы команды сильной на следующий турнир.
Но, как я понял, переживать за команду и было его основной работой. Я, в свою очередь, подошел к своему противнику, он был мне кем-то вроде крестника, и спросил:
– А ты что так меч-то выставил?
Он обиженно насупился, и сказал:
– Да это мой особенный финт такой, я в деревне всех им делал. Я за борт щита рычагом щит противника вышибаю, и потом ногой в грудь. В деревне никто справиться со мной не мог. А у тебя вот щита-то не оказалось, и ты разом так по руке больно долбанул. Я-то и не думал, что кисть-то слабое место.
– Ну, извини, сражение есть сражение, да я и не сильно тебя, вон рука здоровая. Ну, а ухо-то пройдет.
– Ну, все равно стыдно как-то, как маленького уделал.
– Не как маленького, а как «Грушу», ты ведь «Груша» и есть. Ну, ничего, будешь тренироваться, может свой коронный-то и отшлифуешь, чтобы он стал серьезным приемом.
Он посмотрел на меня и протянул руку для рукопожатия:
– Земал, но это имя теперь ненадолго, нам же теперь в церковь, завтра новые имена дадут, мы же теперь мечники.
– Алексей, – пожал я протянутую руку и еще раз понял, что слишком мало тут еще знаю. Но, в целом, система с именами мне становилась понятной. У крестьян были имена на «З», у ремесленников на «А», у мечников на «Х», у лучников на «Л». Рыцарь имел право поменять имя по своему усмотрению или оставить свое. Липин был рыцарем из бывших лучников и сохранил свое имя. Так понятно, что имена давали церковники в школе и вели строгий учет по людям. Ни один новый человек не мог появиться, не отметившись в церкви, и не мог умереть, не выйдя через нее. Система была чисто мужской, логической, почти программной. Сменил профессию, сменил имя. Мне как иноземцу было проще, так как у нас могут быть свои буквы и свой алфавит. Но, тем не менее, учет по мне тоже велся, хоть я и нарушил незыблемое правило и сразу встал на учет на арене, а не в церкви. Хилт переживал за нас, ходил и бубнил под нос:
– Ну, вот бы мне бы за жребий отвечать, я бы ни одного нашего не потерял, блин, а так завтра-то на все воля Божия, ух, потеряем мы ребят.
Он за нас переживал, как истинный отец-командир. Тут он обратился к нам и сказал:
– Ребята завтра, после жеребьевки, всем быть. Я вам про каждого противника все расскажу, вы тут халявили сегодня и очень зря! Будет это нам завтра жизней лишних стоить!
– А, Бог не выдаст, свинья не съест, – сказал Харт. Все-таки, молодость есть молодость.
