– А расскажи мне еще раз про цифры, что ты там говорил?
– Да это не я говорил, это теория, о которой я читал, из нашего мира. Просто Элронд сказал, что она очень близка к истине. Что частица, которая составляет человеческое Я ну или душа она проходит через цифры от единицы до восьмерки. Единица – это материя, двойка – это флора, тройка – фауна, четверка – человек, пятерка – ангел, шестерка – молодой бог, семерка – солнце и восьмерка – новая вселенная. Путано немного, я и сам до конца не понимаю, что все это означает.
– А я, кажется, начинаю понимать, хотя понятие вселенной для меня и новое: душа проходит эволюцию от состояния камня до создателя новой вселенной.
Для Фартина это было просто, а для меня не очень, у меня не укладывалось в голове, как мельчайшая частица может быть одновременно и целой вселенной.
Еще я ходил в гости к Лейле, но не решался к ней зайти. Доходил до ее домика и наблюдал за ней, как она мылась, как ложилась спать. Я чувствовал себя каким-то извращенцем, но меня тянуло к ней, я хотел ее, но не знал, как она отреагирует. Если появиться вот так вот перед ней, то реакция будет непредсказуемой. Поэтому я только наблюдал и наслаждался. «Ну, ничего», – утешал я себя, до турнира уже оставалось меньше недели, уж потом точно к ней приду, и тогда ей уже не устоять передо мной.
Время действительно шло очень быстро, каждый день был похож на другой, с утра я шел к Фартину, завтракал с ним, потом возвращался в клинику, где занимался тем, что ходил и ставил диагнозы. За прошедшие четыре месяца Милл провел семь операций по удалению аппендикса, из которых пять было успешных, а две – нет. В двух случаях аппендикс успел лопнуть, и мы ничего не могли уже сделать. Была одна операция, когда аппендицита не оказалось и пришлось вскрывать всю полость живота, чтобы найти причины болей. Дело было в другой надорванной кишке, которую Милл успешно зашил. Пациент даже поправился. Но в основном мы занимались травмами, и именно их мы лечили лучше всего. Однако всевозможные травмы были тут основной причиной смерти у мужской части населения старше двенадцати лет. Детской смертности я даже не касался, тут вообще детей до двенадцати лет за людей не считали, как и женщин. Как говорил мне Сафий:
– А женщин и не нужно лечить, они и так прекрасно живут.
Я старался не вдумываться в его слова, уж больно дикими они мне казались: менять правила тут было не так-то просто. Очень интересно сложились наши отношения с Фатием, он, после того как вылечился, стал чуть ли не святым мучеником при жизни. Все, кто приходил на лечение в нашу клинику, в первую очередь шли к нему, и он уже благословлял на лечение или нет, по своему усмотрению. Именно благодаря этому наша клиника приобрела роль инструмента Божия и благословленного. Сам Фатий, по-моему, верил, что мы ему не очень-то и помогли, и что только милость Бога его и спасла, так как после операции ему было очень плохо и очень больно, поэтому он считал, что он выздоровел сам. Но, тем не менее, он пользовался тем, что мы успешно исцеляли, и повышал свою значимость. К тому же он делал для нас доброе дело, благословляя на лечение тех, кого мы действительно могли вылечить, и отсеивал тех, кого бы мы все равно не вылечили.
