– Ипполит Матвеевич, почтеннейший, успокойтесь! Хотите, я чаю принесу? – суетился святой отец. – Да Вы прилягте, прилягте! Вам отдохнуть надо! – он взял Воробьянинова под руку и проводил до кровати.
Ипполит Матвеевич тяжело опустился на свое ложе, пальцем поманил отца Федора к себе и взволнованно зашептал:
– Слушайте, святой отец, бриллианты у Бендера! Надо отсюда выбираться…
Глаза Вострикова жадно заблестели.
– Да! Сокровища принадлежат Вам, Ипполит Матвеевич! – лебезил он, подобострастно заглядывая Воробьянинову в глаза. – Я помогу Вам расправиться с этим бандитом Бендером, и готов работать за сорок процентов!
– Нет!– твердо сказал Ипполит Матвеевич. – Хватит вам и пятнадцати процентов.
– Согласен, согласен! – зашептал отец Федор. – Ваше имущество! – и поцеловал Воробьянинову руку.
– Только-бы найти бриллианты, – решил святой отец. – Ничего ты не получишь, старый болван! – и заботливо потрогал влажной ладошкой лоб предводителя. – Здоровы-ли, любезнейший Ипполит Матвеевич?
– Здоров, здоров! – отмахнулся Воробьянинов. – Думать надо, как на свободу выбираться будем.
Надо сказать, что при всей показной строгости, из Старгородской психиатрической лечебницы мало-мальски хитрому человеку уйти незамеченным было не трудно. Окна и двери, действительно, были снабжены надежными решетками и запорами, через которые бежать было никак невозможно; парадные ворота были кованные, чугунные и круглосуточно охранялись дежурным санитаром, а высокий трехметровый забор по всему периметру был обнесен тремя рядами колючей проволоки. Ипполит Матвеевич понимал, что уйти через эти преграды невозможно и это приводило его в отчаяние.
Федора Вострикова в лечебнице знали все, и ходил он везде беспрепятственно. Он был своим человеком на кухне, где мыл полы и выносил помои на задний двор, – за он это получал от кухарок небольшие добавки к скудному больничному пайку. Отец Федор, обследовав кухню и прилегающий к ней хозяйственный блок, к большому своему удивлению и удовольствию определил, что все охранные строгости как раз здесь и кончаются. Из хозблока на улицу смотрело большое окно, расположенное под самым потолком – решетки на этом окне не было. Дверь, предназначенная для хозяйственных нужд, выходила прямо на улицу и закрывалась на обыкновенный навесной замок, сбить который с завесов можно было одним ударом молотка. Больничный блок от хозяйственного отделялся длинным темным коридором и легкими фанерными дверьми со стеклянными филенками и врезным замком. Удовлетворенный своими исследованиями, Востриков поспешил к Ипполиту Матвеевичу.
