— А он…
— Он не исчезнет, если ты… Когда ты уйдешь. Ты мог слегка исправить его судьбу…
— Мне уже говорили это. Но я ни за что не стану лезть в его жизнь!
— Но, может, мне и самому удастся это сделать.
Испуганно уставившись на него, Саша прошептал, хватая его за руку:
— Не надо, пап! Пожалуйста, не надо. Тогда ведь он напишет совсем другую музыку. Если вообще что-нибудь напишет…
— Эта музыка может оказаться еще лучше.
— Лучше, чем написал Бах?!
Почему-то посмотрев на остро устремленный в ослепительно яркое небо острый купол лютеранской церкви, отец неохотно согласился:
— Это трудно представить. Но ведь, как любят говорить у вас: нет предела совершенству.
— А если она станет хуже?
По бесцветным губам скользнула усмешка:
— Ты можешь узнать это, только оставшись.
В голове у Сашки опять закрутились смерчи: "Что он может сделать с Себастьяном? Я должен забрать отца с собой… И священника тоже. Тот не собирался вмешиваться, но кто его знает? Как это сделать? Как?" Он пытался поймать взгляд отца, внезапно сделавшийся отсутствующим, чтобы попытаться в нем прочесть подсказку, намек на возможную слабость, но серые глаза рассеянно смотрели куда-то мимо.
Отвернувшись от знаменитого органиста, который больше его не удерживал, Сашка побрел сквозь влажный туман, неизвестно откуда взявшийся, и очнулся только перед порогом церкви. Той самой, в которой Иоган Кристоф играл на органе. Прихожане давно разошлись, с каждым шагом все больше погружаясь в земную суету, от которой ненадолго отрешились за этими высокими стенами. Даже Иоган Кристоф устал ждать брата, положившись на порядочность Георга Бёма.
Быстро оглянувшись на пороге, мальчик решился войти в сумрачную тишину. Как ему и хотелось, здесь оказалось совсем пусто. Но не безжизненно — Саше все время слышалось чье-то дыхание. Или это легкое марево свечей создавало движение воздуха? Затаив дыхание, Саша обвел взглядом иконы и трижды неумело перекрестился. Потом спрятался в самый уголок и, отвернувшись к стене, тихо проговорил:
— Господи, подскажи, пожалуйста, что я должен сделать? Если я не вернусь, что же будет с мамой? А если вернусь, то они тут вдвоем навалятся на Себастьяна, и всю жизнь ему искалечат… Я же не могу его так бросить! — он подавил готовый вырваться всхлип. — Вдруг и в нашем времени все изменится, если он здесь заживет по-другому? И музыки его не будет… Это как у Брэдбери… Ну, Ты знаешь, Господи! Это же Ты всех вдохновляешь. Может быть, Ты и мне немножко поможешь?
