Сашка процедил сквозь зубы:
— Чтобы это я угодил в мышеловку? Вот спасибо! Я лучше в палатке посплю.
У Игоря опять болезненно напряглись губы. Лилька внимательно всмотрелась в его рот и подумала, что у клоуна должен быть намного больше. Интересно, он смешной клоун или нет? Так, по виду, вообще не смешной. Но по Сашке тоже не скажешь, что он — пианист.
— Ну, не надо так-то! — взмолился Игорь, на этот раз больше обращаясь к Сашке. — Я уже чувствую себя каким-то тюремным надзирателем, которому вы от беспомощности вынуждены подчиняться.
— Никто из вас и в глаза не видел тюремных надзирателей, — медленно проговорила Иоланта Сигизмундовна, глядя мимо всех. — И не дай вам Бог! Никто из вас ничем не напоминает тех… людей. Все-таки людей, конечно. Только проклятых…
Лильке стало как-то жутковато от ее тона. Ей представились черные демоны, каких показывали в фильмах ужасов, только в форме милиционеров. Хотя в те года, наверное, и форма была другая.
Пристально всмотревшись в изменившееся лицо старой учительницы, Игорь спросил:
— Скажите, а вы не из ссыльных?
— А что, у меня проступает номер на лбу? — она попыталась усмехнуться и демонстративно потерла над бровями. — Нам, мои милые, такого клейма не ставили. Тогда что же заставило вас подумать так… верно?
— Ваш тон. Ваш выговор. Я слышал, что здесь было немецкое поселение.
— О, далеко не только немецкое! Кого здесь только не было, — она разволновалась. — А вы не знаете это место? Вы можете показать, где располагался наш поселок?
Игорь невесело усмехнулся:
— Еще бы не могу… Я там и живу.
— Там?! — вырвалось у Лильки. Она и не заметила, что схватила Игоря за локоть.
Он только скосил на девочку повеселевший глаз, но не высвободил руку:
— Точнее, чуть поодаль. Говорят, что в том месте опасно. Бывают камнепады.
"Позвать ее с собой или не звать?" — Сашка мучился этой мыслью все то время пока они заваривали на костре вечерний чай с сушеной малиной, хотя в доме имелась плитка, потом долго пили его и укладывались спать. Уснули, кажется, все, кроме него, хотя путаные впечатления должны были, если не совсем вытеснить сон, то хотя бы на время оттеснить его.
Уж по крайней мере, у Иоланты Сигизмундовны, которая несколько часов провела в полуобморочном состоянии от того, что ей то и дело чудилось: вот она узнает какое-то дерево или уступ скалы, а через минуту они уже казались ей никогда прежде не виденными.
— Оно мне совершенно не знакомо! — возмущалась она так, словно дерево было до корней виновато в том, что они не встречались раньше.
