— Какие танцы? Я еще маленький.
Девчонки вокруг визгливо захихикали, но это его ничуть не задело, ведь он-то знал, что любой из них хочется танцевать именно с ним. По классу постоянно ходили записки, в которых Саша мог бы найти свое имя, если б это его интересовало. И ни один день рождения, хоть это и тяжело давалось маме, уже не обходился без его присутствия.
А школьный психолог, еще в середине года проанализировав тесты его одноклассников, объявила маме, что ее сын — "звезда". Об этом она просила не рассказывать Саше, но мама объявила обо всем уже с порога. Он считал, что она сделала правильно, хотя эта внутренняя уверенность в себе позволяла ему изредка устраивать перед мамой сеанс безболезненного самобичевания:
— Вот что я за урод? Лысый, ушастый, беззубый, весь в шрамах…
Мама незамедлительно отзывалась:
— Зубы вырастут, уши прижмутся, волосы можно отрастить — сам не желаешь! А шрамы в честных боях заработал, вот и гордись ими. Тем более, они ведь не на лице…
Не все были заработаны в честных боях, но маме ни к чему было об этом знать. Самые огромные и страшные, на коленях, появились у Сашки в тот день, когда он, слишком разогнавшись на велосипеде, не успел затормозить у невысокого обрывчика и вылетел прямо на загородное шоссе. Велосипед отбросило в сторону, а Саша остался на асфальте, оглушенный болью настолько, что даже перестал ее чувствовать.
И слышать звуки тоже, видимо, перестал: не мог же тот самосвал лететь на него молча! Наверняка шофер гудел изо всех сил и жал на тормоз, только этого Сашка не помнил. Какое-то время он неподвижно лежал на дороге и смотрел на огромную оранжевую машину, что неслась на него. И ощущал только то, как пыль поскрипывает на зубах. Это было противно.
Никакого страха он не испытывал, даже во сне пугаешься больше, хотя в тот момент у него и возникло ощущение сна. Но мысль, что нужно хотя бы попытаться уйти с дороги, все же пробилась к его сознанию, и Сашка с трудом заставил себя откатиться в сторону.
Самосвал промчался, так и не остановившись, и тогда он подумал, что мог умереть сейчас, и мама осталась бы совсем одна. Она не заслужила такого… Она была доброй и старалась быть веселой, хотя Иоланта Сигизмундовна и утверждала, что его мама похоронила себя заживо вместе с мужем.
Сашка не мог с этим согласиться. Во-первых, они никого не хоронили, кроме дяди Валдиса, а во-вторых, мама вовсе не была похожа на живой труп. И если иногда она и включала "Реквием" Моцарта или "Адажио" Альбинони, это еще ни о чем не говорило. На земле можно было насчитать миллионы людей, любивших эту музыку. Сашке и самому нравились эти пронзительные вещи, хотя от них и становилось трудно дышать.
