— Я ведь еще жива, — отозвалась она.
Шагнув к двери, он быстро проговорил:
— Ты разогревай пока. Я все же схожу к ней. К ним. А то я спокойно есть не смогу.
Ей удалось рассмеяться:
— А драться на голодный желудок сможешь?
Этот деланный смех отозвался в нем пронзительной жалостью: "Бедная моя…" Саша попытался удержать в себе эту жалость, из которой, как ни странно, сочилась та сила, что была необходима ему сейчас.
Вечер уже набросил на их дворик сумерки, и Саша не стал вглядываться в детали, которые лучше помнил, чем видел, сказав себе, сможет по-настоящему все рассмотреть только, когда в голове перестанет мутиться от возбуждения. Утром. Только бы оно выдалось солнечным…
Он не мог не сказать:
— Здравствуй.
Этого он не переставал ей желать. Гнев мог вынудить его обидеть Лильку грубостью или даже оттолкнуть ее физически, но желания уничтожить ее, хотя бы мысленно, Саша в себе не находил. Это не радовало его и не разочаровывало. Просто так было.
Лилька показалась ему совсем маленькой, и голос ее прозвучал как-то детски:
— Здравствуй.
— Позови его, — сухо сказал Саша, стараясь особенно не вглядываться в ее осунувшееся, потемневшее лицо. Может, оно казалось таким только потому, что Лилька не включила в коридоре свет?
Она ответила не испуганно, не защищая, а почти безразлично:
— Его здесь нет.
— А где же он? — Саша угадывал, что она не лжет, и уже предчувствовал неожиданные осложнения.
— Он… — Лилька тяжело перевела дух. — Он уехал. В тот свой домик в горах. Помнишь?
Не позволив ей втянуть себя в общие воспоминания, Саша требовательно спросил:
— Почему?
— Почему? — повторила она и будто впервые над этим задумалась. — А где ему жить? Он же сдает свою квартиру. Там люди живут.
— Не морочь мне голову! — ему хотелось быть резким с нею, и он, сам того не замечая, помогал себе движениями головы.
— Я не морочу. Если ты думал, что он у меня… Мы и не собирались… Это было совсем не то…
Мне хочется ее ударить", — подумал Саша огорченно, ведь он собирался сделать это вовсе не с ней. На всякий случай, одной рукой взявшись за скобу двери в ванную, а другой упершись в стену узкого коридора, он спросил, не обращая внимания на то, что нависает над Лилькой, как разгневанный Титан:
— Думаешь, мне интересно знать, что это было? Ты еще расскажи — как!
Она смотрела на него как-то особенно печально, а глаза у нее стали такими большими, что на миг Саше показалось, будто он увидел в них свое отражение — обозленного, обиженного мальчишки, который ничего не желает слышать.
