А скисала мальчишеская воля по простой причине. Куда ни кинь, но все забавы-шалости строились на добровольстве. Людка добровольно "отдавала" свое, в общем-то, неоформленное (ведь славянской, неспешно зреющей породы) девчоночное тело сопливым сладострастникам.
А, впрочем, какое в те младостные годы могло возникнуть, возбудиться сладострастие? - так, обыкновенное обезьянничание, возведенное в мальчишескую доблесть. Хотя, черт его знает, возможно, и тогда уже присутствовали мужественные намеки предполагаемой чувственности.
По всей видимости, намеки присутствовали и в моем организме, а больше в воображении. Точнее - в довоображении.
Вообще, тогдашний интернатский ребятишка проходил домашний школьный урок в большинстве своем в коммунальной аудитории, - до поступления в интернатскую бурсу спал-ночевал не только в одной единственной комнате, на одних маломальских метрах - случалось и в одной постели с родителями или сожителями родителей, у стеночки притулясь, помимо своей воли любопытничал, затаившись мышкой, в моменты, когда взрослые, бегло удостоверившись, что ребенок примерно сопит, видя ребеночьи сновидения, принимались играть в свои взрослые игрушки.
Да, интернатская ребятня была осведомлена о взрослой ночной жизни взрослых намного обстоятельнее некоторых их сверстников, живущих всегда дома и имеющих свои отдельные детские комнаты и метры.
Разумеется, и моя осведомленность о ночных обязательных забавах родителей была почерпнута не из французской детской сексэнциклопедии, которую по тогдашним ретроградским советским замшелым морально-этическим соображениям не распространяли среди малышни.
Еще, будучи в самом ангельском возрасте, обладая, как и почти все детишки, прямолинейным, бесхитростным любопытством, я заинтересовался ночными проблемами родителей.
Вдруг в последние месяцы моей пятилетней жизни меня стали занимать эти ночные родительские бдения; не позволяли мне, внезапно отчего-то проснувшемуся, вновь сладостно привычно провалиться в беспамятство до самых радостных бодрых утренних лучей солнышка, а еще лучше, снова погрузиться в чудесный космический сон, где вместе с бесстрашными космическими дворняжками и таким добрым Юрием Гагариным я храбро лечу в ракете вокруг странно маленькой голубой Земли. Лечу, лечу...
И совсем некстати пробуждаюсь!
Открываю глаза и недовольно пялюсь в серую бесформенную чернь комнаты. Недовольно кручусь на своем кочковатом диване (он лично мой только ночью, а днем на моем любимом лежачке даже чужие сидят, которые гости или толстушка бабка Глаша, - соседка по коммуналке, - притащит мои любимые блинчики с ложкой сметаны и, как рассядется на целый час, прямо весь продавит!)
