Село Холмы называлось так потому, что располагалось подле двух небольших холмов. За одним из них текла неглубокая прозрачная речка Сыть, а другой полого спускался к равнине, за которой виднелся лес.
В долине холмчане сеяли рожь, просо, гречиху. Лес славился грибами и ягодами.
Два предыдущих года стояла в этих краях великая засуха. Грибов не было. Ягоды на опушках высыхали, не успев вызреть. Травы, которые обычно летом зеленели и радовали глаз, желтели и скручивались, точно поздней осенью.
Княжеские смерды, не в силах заплатить полюдье, становились холопами, и хотя Всеволод не слыл среди людей ни жестоким, ни корыстным, но и он не мог изменить существующих законов – свободные землевладельцы превращались в бесправных рабов.
Теперь холмчане смотрели на своего нового господина с надеждой: если он не станет драть с них семь шкур, то рано или поздно они смогут выплатить закуп, и опять стать свободными людьми.
Господский дом в Холмах был велик, по мнению Прозоры. Он слишком высоко стоял. Слишком издалека был виден. С некоторых пор она боялась оказаться на виду. Её всё тянуло подальше, пониже, а хоть бы и в землю закопаться! Эту мысль она и высказала мужу.
– В землю? – недоверчиво переспросил Лоза. – В землю?
Он тоже стал задумываться, как обезопасить крестьян и себя с Софьей, если опять, как когда-то, на село нападёт враг.
Мужчина-воин, мужчина-ремесленник в нём не хотел смиряться с собственной беззащитностью.
Сегодня Лоза привел в дом какого-то оборванца-холопа. Жалкий с виду человек всё кланялся Прозоре да извинялся, что он не хотел идти, чтобы не пугать боярыню своим видом, да боярин заставил.
Речь его, однако, была не по обличью грамотной, и она поняла, что муж нашёл человека для исполнения своего замысла.
– Налей-ка нам, жена, бражки, кваску холодненького, да поесть что-нибудь… да чего я тебя учу? Сама знаешь…
Прозора своим новым положением не кичилась, хотя успела привыкнуть к тому, что и челядь, и смерды называют её «матушка».
Наедине с мужем она над этим посмеивалась, но что поделаешь, князь подарил им не только землю, но и судьбу живущих на ней людей.
Так вот, сидел её муж за столом с холопом по прозвищу Головач и беседовал, как равный с равным.
Несмотря на лохмотья, униженное, смиренное выражение лица – а Прозору трудно было обмануть одним внешним видом, – холоп не мог спрятать высокий благородный лоб, умные, живые глаза.
Она могла, не гадая, сказать, что такие, как Головач, хорошо разбираются в вещах, другим людям неведомых, понимают язык зверей, ход небесных светил, но в обыденной жизни зачастую просты и наивны, как дети.
