Вылечил и Лозу. Но тело его жило, а душа была мертва.
Вся его жизнь, семейное счастье, дом – всё исчезло в одночасье. Теперь Лоза не мог даже заниматься прежним делом – резать дерево. А тут ему прежде равных не было.
Что конек на крыше, что резной наличник, что навес над крыльцом – всё получалось у него точно кружевное, тонкое – словом, загляденье!
Они оба с женой будто нарочно подобрались – рукодельники. Жена Софья золотом вышивала. Такая одежа из её рук выходила – народ из дальних мест приезжал покупать.
А уж что они на ярмарку вывозили, то и вовсе влет уходило. То они не по заказу делали, от души, для удовольствия. Находились такие, кто по пути на ярмарку их подкарауливали, чтобы красоту купить, от созерцания коей душа расцветала.
Когда человек любимым делом занимается, да жена рядом – красавица, глаз не отвести, любушка единственная, да детишки растут крепенькие, как грибы-боровички, – надо людской зависти опасаться.
Не иначе, думал потом Лоза, их жизнь кто-то сглазил. Он-то постарался, такой дом срубил, куда там княжескому терему! Мал, да удал. Издалека видать.
Одного не учел: видели его не только добрые люди, но и лихие…
Оправившись от болезни, Лоза так полюбил юного князя, что хоть и в дружинники попросился, а всякую минутку старался возле ребенка побыть. Чем-то ему Всеволод напоминал старшего сына Василька. Матушка князя, княгиня Верхуслава его приязнь заметила и в воспитатели к сыну взяла. Преданней человека подле Всеволода она не хотела бы и видеть!
Когда привезли на двор раненого князя, Лоза к нему кинулся и на руках отнес в белокаменные палаты. Да возле него и остался.
Попробовали было Лозу отогнать: мол, есть и помоложе, да посноровистей, – ничего не вышло. Вдруг в конюшем такая сила обнаружилась, такая злость, что дружинники, набивавшиеся сидеть подле больного князя, отступились – не драться же со стариком!
На Сметюху только и согласился: парнишка сильный, добросовестный, свою службу не заспит.
За то время, что Всеволод метался в бреду, наезжали его проведать, и матушка Верхуслава – отца Мстислава вместе с другими позвал в поход на ливонцев великий новгородский князь Александр, – и сестра с племянниками, и всё семейство Михаила Астаха в великой скорби по пропавшей Анастасии князь никого не узнавал.
Арамейского врача Арсения, который почитался лучшим врачом в Лебедяни и его окрестностях, привезли князю тотчас же, как только раненого уложили на подушки.
Врач осмотрел Всеволода, промыл рану, наложил повязку с мазью, от запаха которой, говорил Лоза, не только тараканы, мыши дохнут!
