Сразу выяснилось, что дедовщины здесь оказалось не меньше, а в ряде случаев даже больше. Как новенькому и по призыву ещё не деду, наступила моя очередь мыть во всей палате полы и выпрашивать деньги у прохожих. В день я обязан был сдать определенную сумму денег, так как наша палата находилась на первом этаже, окна которой выходили на центральную улицу. В палате служивших во Внутренних Войсках никого не было, и их деды не могли знать мою физическую и психологическую подготовку. На все их издёвки и приказы я ответил конкретным отказом, показав полное неучастие в их играх. Один из авторитетных дедов заметил под моей кроватью берцы, назвался моим земляком-рязанцем – благодаря этому я сразу получил «иммунитет», спокойное гражданское лечение. Конечно, в том, что он мой земляк, я усомнился, но развивать эту тему не стал. Хоть я и был с синяками, но пользовался авторитетом деда и духов, а черпаки и некоторые деды выполняли даже мои мелкие поручения. Синяки быстро прошли, мой земляк пришёл в норму. Я понял его затею: ему нужны мои ботинки на дембель. Однажды утром он в очередной раз попросил их для выхода в город, после чего я его уже не видел. Особых переживаний по этому поводу у меня не было, так как я понимал, что надо было чем-то пожертвовать ради спокойного лечения, ведь, как оказалось, дедовщина была везде.
Мы лежали в палатах. Многие пребывали в серьезном критическом состоянии, но иерархия была настолько сильна, что могла сломать любого. Мы, инфекционные, лежали в одном отделении, только в разных палатах.
Как-то в нашу палату привезли парня с перевязанными ногами. К сожалению, у него уже было заражение крови, и врачи не могли ему ничем помочь. Его чем-то обкололи, он лежал тихо, но когда приходил в себя, то лез на стену со словами «Я не хочу умирать». Весь коридор в эти минуты замолкал и слушал только его мат, проклятие и молитвы. Я лежал в кровати и ужасался мыслями: лучше пуля или взрыв, чем ужасная, медленная смерть в 19 лет в больнице в XX веке. Утром следующего дня мы его не услышали – он умер. «В чем смысл, ради чего?» – я устал задавать себе эти вопросы и искать на них ответы. «Господи, спаси и сохрани!»
После этого случая я стал серьезнее относиться к лечению, понимая, что на всё воля Божия. Две недели госпиталя приближали меня к дембелю, но радоваться или плакать на армейскую жизнь – всё было смутно. До выписки оставалась неделя. Говорили, что последует реабилитационный период, однако где и как, я не знал. Ни формы, ни ботинок у меня не было. За две недели между солдатами образовалась сплоченность, причем между равными по рангам, они задумались о возвращении назад в части. Я понимал, что без денег уехать очень сложно. Конечно, больные духи сидели в окнах и попрошайничали на сигареты, но это шло в общак, на дорогу этого точно не хватит. Я вспомнил про патроны ПМ – а почему бы их не продать? Выход есть: первый этаж как-никак, а там посмотрим. Оказалось, что я не один. У двоих ребят «случайно» завалялись гранаты РГД и ЭФ-ка. Сборы заняли полдня, и мы в два лица короткими, но не броскими перебежками, ушли в город Владикавказ. Мы ходили по всем палаткам и магазинам, предлагая боеприпасы, как семечки, при этом смеясь и не о чем не гоняя. Желающих приобрести их не было. Нам посоветовали сходить на рынок, сказав, что там точно клиенты найдутся. Мы, бестолковые, пошли туда.
