– Знаете, что мне в вас не нравится? – спросил ГримГайл.
– Позвольте предположить…Ммм, думаю мое нежелание тихой кроткой овечкой ждать ваших пожеланий. Угадала?
– Нет, мне не нравится то, что мы еще не женаты, а вы мной уже командуете.
– Не преувеличивайте. В первый раз за время нашего знакомства прислушались к моим доводам, и уже сделали вывод о моих командирских замашках.
Не слушая, ГримГайл неожиданно обнял меня за талию и привлек к себе.
– А знаете, что безумно по душе? – шелестящим шепотом спросил он, наклоняясь к моему лицу.
– Не знаю, – поддаваясь настроению, тоже прошептала я. И внезапно подумала о том, какие красивые у ГримГайла губы. И, как будто услышав мои мысли, герцог заявил:
– Ваши губы. Они, как спелая вишня, я уже представляю, какие они мягкие, податливые, как вы будете стонать, когда мне удастся сорвать с них поцелуй…
– Поцелуете, укушу, – прямо предупредила я, видя, что ГримГайл наклоняется еще ниже. – Пока у нас складываются неплохие деловые отношения. Давайте не будем их портить вашими домогательствами.
Герцог, откинув назад голову, закатился громким раскатистым смехом. Я аккуратно высвободилась из плена его рук и отступила, неожиданно подумав о том, что не зря для разговора ГримГайл выбрал столь романтичное место. По всей вероятности, надеялся, что расчувствуюсь и за роль влюбленной невесты ничего не потребую.
– О каких деловых отношениях вы ведете речь? – спросил герцог, когда успокоился. – Вообще-то, вы моя будущая жена.
– Особенно ярко это проявляется в нашем договоре, – съехидничала я. – Но вы так и не ответили, леди Бри останется в замке?
– Нет, – ГримГайл с улыбкой смотрел на меня. – Леди Бри завтра утром отправится в свое имение. Но учтите, я считаю, что вы просите выгнать Виолу потому, что ревнуете.
– Разумеется, – разозлилась я. – Виной всему ревность, раз уж на большее вашей сообразительности не хватает.
И на этой совсем не дружеской ноте, я направилась к лестнице, демонстрируя, что разговор окончен.
Наутро леди Бри покинула замок. Провожать ее я не вышла, но отказать себе в удовольствии наблюдать из окна погружение нахалки в карету, не смогла. Визги Виолы, даже с учетом запертых створок, были оглушительны. Раскрыв чемодан, она, не прекращая верещать, в остервенении метала в побледневшего Бейсрика свои вещи, по-видимому, так выражая несогласие с собственным выдворением. Слуги попрятались, кто за каретой, кто за крыльцом, а упрямый констебль все пытался взывать к крупице разума, сохранившегося в этой женщине.
