– Ещё один такой налёт, – и нам здесь всем хана! – мрачно заметил невидимый в темноте красноармеец.
– Сдаваться надо! Сдохнем здесь ни за грош! – заистерил, срываясь на визг, ещё один.
Притихший было каземат, наполнился шумом и гвалтом.
– Прекратить панику! Доложить о потерях! – перекрикивая гомон, раздался откуда-то сбоку зычный голос Гаврилова, – Раненых – в лазарет, живые, – к амбразурам! Командиры – ко мне! Домиенко!
Как ни странно, убитых в результате авианалёта опять не было, – только раненые. Контузиями различной степени тяжести, по-моему, обзавелись все.
Бомбардировка оказала на гарнизон больше психологический эффект. Крупно повезло, что последняя бомба попала именно туда, куда надо, чтобы минимизировать потери защитников: на скат внешнего вала. Его толща оказалась первым препятствием на пути разрушительной взрывной волны. Второй преградой стал внутренний вал форта, в котором мы и находились. Пока не ясна обстановка у Касаткина с Коломийцем, но не думаю, что там хуже, чем у нас. Мою догадку подтвердил посыльный от начальника штаба, которым оказался сухопутный одесский моряк Вороненко. Он вихрем ворвался в каземат и оторопело застыл в дверном проёме:
– Ох ты, мама моя родная!
– Проходи, не стесняйся, – кашляя, пригласил я Костю внутрь.
– О, живой, братишка! – искренне обрадовался он, – Где тут майор наш?
– Кто меня ищет? – из пыльного тумана появился Гаврилов.
– Это я, – рядовой Вороненко! Капитан прислал. Иди, говорит, узнай как обстановка…
– Терпимо. Что у вас?
– Нормально! По ушам, правда, хорошо вдарило, а так, – жить можно!
– Это радует. Ладно, пошли к капитану, здесь Домиенко сам разберётся.
Касаткина мы встретили по пути, – не выдержал, помчался сам узнавать положение дел на нашем участке.
– Ну, слава богу, – живой! – облегченно выдохнул капитан, – А я тут уже, грешным делом, плохое подумал. Бомбили-то вашу сторону знатно!
– Да уж, постарались немцы… Что у Коломийца? Убитые? Раненые?
– Раненых шесть человек, убитых нет, – чётко доложил начштаба.
– У нас тоже потери минимальные. Но, сдаётся мне, оборона наша подходит к концу…
– Да, взялись за нас немцы крепко…
– Собирай людей, я сейчас буду.
– Сделаем.
Дождавшись, пока Касаткин с Вороненко скроются за поворотом коридора, Гаврилов повернулся ко мне:
– Ну, вот и всё, Иван. Тошно на душе…
– Понимаю твоё состояние, но оборона действительно исчерпала себя. Пора принимать неприятные решения.
– Да, ты прав, но…
– Что «но»?
– Может, дотянем до темноты, а там, – на прорыв? – горячо заговорил майор, – В последний, решительный, бой?
