Дальнейший обыск ничего не дал: остальные карманы оказались пусты. Ну что же, будем работать с тем, что есть. Итак, планшет. Открываю. Несколько карандашей, листы бумаги. Фотография семьи, неотправленное письмо, – это всё неинтересно. Ага, вот оно! Схема укреплений Восточного форта! Аккуратно, по линеечке, вычерченный план, на котором скрупулёзно отмечены и подписаны все огневые точки. Было же время так стараться! И почерк, – почерк-то какой! Каллиграфия высшей пробы! Явно не под артобстрелом писал. Отсек с ранеными, продовольствием, здесь женщины и дети, тут колодец, здесь склад боеприпасов… Подготовился, молодец! На обратной стороне, – количество вооружения и личного состава. Командир – майор Гаврилов. Подчёркнуто красным карандашом. Чтобы не забыть, наверное. Ну, гадёныш… Наши там, не щадя жизни, уничтожают врага, а этот…
– Пулемёт! Ещё я вывел из строя их зенитный пулемёт, господин офицер! Теперь они не смогут держать под обстрелом подступы к внутреннему двору! Я специально! Прошу учесть мою помощь, господин офицер!
Вот же мальчиш-плохиш! Таких тварей я ещё никогда не видел. Офицером меня назвал? Подлизывается, что ли, или в званиях не разбирается? Глядя на угодливую улыбку Скрипника, я понял, что последнее. Ну, сволота… Отступив на шаг назад, я со всей дури врезал прикладом в эту мерзкую рожу. Нелепо взмахнув руками, политрук упал как подрубленное дерево, опрокинув стоящий рядом стул. Как таких земля носит? Нагнувшись к телу, проверил пульс. Живой.
Так, и что теперь делать? В голове, – полный сумбур. Нужно успокоиться. Что мы имеем на данный момент? Я подобрал с пола схему Восточного форта. Нашим здесь ещё держаться два дня. Потом, – налёт авиации, двухтонная бомба и конец последнему очагу обороны. Майор Гаврилов останется жив и попадёт в плен только в конце июля… Значит, шанс выбраться из форта всё-таки есть. Главное, – держаться майора и всё будет пучком. Вот он, – подходящий момент для перехода! Раз Скрипник смог незамеченным пробраться до немецких позиций, – то и я смогу тем же путём дойти до форта. Что уж я там буду говорить Гаврилову, – покажет обстановка, но находиться дальше в шкуре немца становится чревато. Рано или поздно, мне придётся стрелять и убивать своих предков, а на это, как говорил один киношный персонаж, «я пойтить не могу». И так считаю подарком судьбы тот факт, что за пять дней войны мне посчастливилось не замараться уничтожением своих. Итак, – решено.
