В прошедшем времени | страница 44
Она замолчала, а я не знал, как спросить. Мне вдруг стало жутко интересно, что за книга лежит у нее под подушкой.
– Да, я люблю книги, − сказала Оля после небольшой паузы. – С ними легче, чем с людьми.
– Простите, Оля. Я не хотел подглядывать. Само собой получилось. Я не буду Вас ни о чем спрашивать.
Она пожала плечами и достала книгу из-под подушки. Это оказался сборник стихов Анны Ахматовой.
– Ничего такого. Вы вряд ли знаете, эта поэзия сейчас не слишком одобряется. В школьной программе ее нет.
– А почему не одобряется? – спросил я. Ахматовой я интересовался мало и не задумывался раньше, что когда-то ее в школьной программе не было. Вроде ничего против революции и Советской власти она не писала – ну, так, чтобы прямым текстом…
– Буржуазная литература. Так нам объясняли на курсах.
– А Вы все-таки читаете, − улыбнулся я.
– Мне стало интересно, а тут и книга попала в руки. Литератор должен иметь представление о самых разных направлениях.
– И как Вы ее находите? – я вдруг заговорил высоким штилем, сам удивляясь своей речи.
– А по-моему, она была просто глубоко несчастная женщина. И ее стихи об этом. Несчастной, к сожалению, можно оказаться при любом режиме… − она осеклась и закашлялась – долго, тяжело и безрезультатно. Я сходил на кухню и принес ей воды.
– Я знаю, Оля, что у вас в жизни что-то случилось. Вы перенесли потрясение, и, возможно, оттого и заболели. Так бывает. Неудивительно, что теперь вам близка и понятна чужая личная трагедия.
Она кивнула.
– Да, некоторые ее стихи мне действительно близки и понятны. Вы не читали Ахматову?
– Только слышал, − почти и не соврал я.
– А хотите прочесть?
Я растерялся и кивнул. Не то чтобы прямо хотел, я вообще к стихам сложно отношусь. Но теперь мне вдруг стало интересно, что она нашла в этих стихах, чем они ее так зацепили.
– Я дочитаю и оставлю вам книгу. А вы потом занесете, можете отдать моей тете.
Я снова кивнул. Потом сообразил, что надо что-то сказать, и сказал «спасибо». Потом поинтересовался, есть ли еще улучшения, кроме интереса к чтению.
– Нет, больше ничего. Температуры нет. Но кашель невыносимый, особенно ночью.
– Мокрота так и не отходит?
Она покачала головой − говорить уже стало тяжело.
Я осмотрел ее. Динамики не было. Молчавший сегмент легкого сохранял притупление перкуторного звука, кожа была бледной, дыхание частым и поверхностным.
– Других подвижек пока нет, − вынужденно признал я. – Но все-таки сил стало больше, это хорошо. Значит, лечение действует. Будем продолжать.
