Напряжение, которое скопилось к вечеру, давило. Мне не нужен был этот светский ужин, но я не хотел расстраивать отца…
…Время до темноты пронеслось быстро. Я ждал до последнего, откладывая свой выход, но всё же пришлось собраться и покинуть покои.
Спускаясь вниз, услышал льющуюся музыку лютней и флейт, разбавленную ударами в табор. По венам разлился незнакомый жар. За долгое время впервые сяду со всеми за один стол – даже не верилось. Прямиком направился в большой зал, в котором и поставили стол, откуда доносилась музыка.
Как и думал, отец восседал в своём высоком кресле, рядом с ним Матиус-лар-Бертлот – чернобородый, с копной вьющихся волос до плеч и гордо посаженой головой. Он почти не изменился, разве что и так резкие складки у губ стали резче и взгляд острее, матёрее. Он говорил о чём-то с отцом. Сквозь музыку, конечно, ничего не слышно, ко всему женщины шумели не тише струн лютни, но громкий разговор тут же стих, как только я прошёл к столу, где уже рядом с моим местом восседал Рисальд.
Вальяжная поза заметно сменилась, младший Амгерр уставился на меня и застыл, напоминая каменную статую, но когда я, поприветствовав женщин, отдал почтение молодой айтари немного отдельно от других, лишь ради того, чтобы подначить и оживить братца, ноздри Рисальда неприязненно дрогнули. Сел рядом, улыбнулся ему, подмигнув. Рисальд побагровел от шеи до корней волос. Совсем другое дело.
– Рад видеть тебя, Мортон, – обратился ко мне Матиус-лар-Бертлот, – как возмужали твои сыновья, Вальтор, и не узнать, помню, видел их ещё юнцами.
Бросил взгляд на госпожу Геовин, которая радушно и тепло улыбнулась мне, а Реднайра, напротив, выглядела растерянной, но её взгляд был тягучим, как сироп.
– Что ж, раз все собрались, – менестрели, что расположились в нише стены, чуть смолкли, когда поднялся Вальтор. – Давайте вместе отпразднуем это знаменательное событие, – крепким тоном произнёс он, как когда-то раньше, когда ещё проклятие не коснулось нашей семьи. Когда отец был рядом с матерью. Когда-то очень давно…
Женщины оживились, конечно, кроме молодой айтари, взгляд, которой то и дело возвращался ко мне. Наверняка искала следы проклятия или какие-то отметины. Что ж, это даже забавляло, излишняя напряжённость улетучилась.
В кубки полилось красное сладкое вино, замельтешили слуги, внося различные блюда. Ужин удался на славу. Мужчины, поглощая еду, погрузились в разговоры, конечно же, касающиеся политических дел, женщины уже вскоре потеряли интерес к такому сугубо мужскому настрою и завязали разговор между собой, в то время как сопровождающие госпожу близкие родственницы шептались в стороне, поглядывая в нашу с Рисальдом сторону. Поэтому я не мог отказаться от ещё одного кубка вина. После долгого затворничества такое внимание было отнюдь не по мне. И чтобы отвлечься от пристальных взглядов, повернулся к затухшему и изрядно поникшему Рисальду.
