А значит, подключив жителей Мыса к войне, снабдив их ружьями и патронами, мы сразу изменим правила игры — и подсунем сопернику свою краплёную колоду. И даже если один землянин в среднем будет убивать одного вышронца — мы всё равно победим. Потому что нас больше. Пока больше. И этим преимуществом надо воспользоваться до того, как ящеры пригонят сюда ещё бойцов — или найдут несколько тысяч союзников среди землян.
В общем, я согласился с Борборычем. И провёл вечер с Аришей, гуляя по пляжу, любуясь закатом, слушая, как катятся волны — и просто отдыхая от тяжёлых в моральном плане квестов. Просто я решил, что всеми делами займусь завтра, а своё «сегодня» отдам себе и близкому мне человеку. И пусть весь мир подождёт — ему не впервой.
Глава 4. Два совета по цене одного
День четыреста седьмой!
Вы продержались 406 дней!
Тройное кольцо охраны, долгие объяснения СаПы и едкие замечания Системы — всё это я уже проходил. Бесценными были выражения лиц…
Например, Кирилл сидел с таким выражением на физиономии, будто жрал сегодня на завтрак подносы в кафе у Повара. Нет, поднос в кафе, конечно, сожрал я, а не Кирилл — но страдал он не меньше. Можно его понять? Конечно, можно! Сидишь тут, города строишь, людей организуешь, планируешь выжить, а тебе на — галактика, космос, корабль-планета и прочее, что мне в уши заливали.
Котов выглядел спокойным и почти не дёргал глазиком, но я заметил, как он пытался указательным пальцем правой руки оттереть от несуществующей грязи ноготь на указательном пальце левой. В руках он себя держать умеет, но даже ему стало от рассказа не по себе. И главное — его я тоже могу понять, он-то привык решать вопросы иначе…
Саша, наверно, легче всех воспринял новости. Он единственный сразу засыпал вопросами СаПу и Систему — и сходу пытался вникнуть в происходящее. Однако, судя по тому, как он поджимал губы во время ответов, было понятно, что всё происходящее и ему совсем не нравится.
Ручки вообще был мрачен и тих. Пару раз поймав его полный сомнений взгляд, я кивал — мол, всему сказанному верю и подтверждаю. Под конец рассказа мастер погрузился в глубокие размышления, нещадно разминая мочку левого уха левой же рукой, а правой тиская щетинистый подбородок.
Дядя Фёдор просто рожу вытянул, после чего она приобрела обиженно-грустное выражение, а руки на коленях сложил — и только шумно вздыхал каждый раз, когда ему не нравилось очередное объяснение. Планетарные напасти ему были понятны — с ними хотя бы можно было бороться. А вот чернота космоса, из которой в его уютный мирок лезли какие-то фракции со своими проблемами — это было за пределами его интереса. Тем не менее, слушал он внимательно, понимая, что от решения глобальных вопросов будет зависеть и его жизнь.
