Самодержавие и либерализм: эпоха Николая I и Луи-Филиппа Орлеанского | страница 52



.

С первых дней пребывания на троне Луи-Филипп, стремясь укрепить свою популярность в обществе, постоянно пел «Марсельезу». Он понимал, что это была песня протеста против ультраконсерваторов, реакционной политики Ж. Полиньяка, иезуитов. Ни один другой гимн не мог подойти для этого. В Ратуше, на улице, в Пале-Руаяле, везде он ее пел с воодушевлением, положив руку на сердце и устремив глаза к небу. По словам секретаря австрийского посольства во Франции графа Рудольфа Аппоньи, он «был готов поверить, что у короля в кармане есть трехцветный носовой платок, которым при необходимости можно было воспользоваться как знаменем»[147]. Правда, по мере укрепления своей власти Луи-Филипп стал испытывать все меньше необходимости афишировать революционные чувства и «буржуазность»; «Марсельеза» стала все реже звучать на официальных мероприятиях. Луи-Филипп как-то сказал Франсуа Гизо, что во время исполнения гимна он только открывает рот и уже давно перестал произносить слова[148].

Вот что писал Виктор Гюго о «буржуазности» Луи-Филиппа: «Он редко бывал у обедни, не ездил на охоту и никогда не появлялся в опере. Не питал слабости к попам, псарям и танцовщицам, что являлось одной из причин его популярности среди буржуа. У него совсем не было двора. Он выходил на улицу с дождевым зонтиком под мышкой, и этот зонтик надолго стал одним из слагаемых его славы. Он был немного масон, немного садовник, немного лекарь»[149].

Однако все эти внешние проявления не заслоняли от людей, знавших короля, одну из его существенных черт – скупость. Та же мадам де Жанлис в разговоре с Гюго о короле как-то обмолвилась: «Он был мальчиком, я из него сделала мужчину; он был неповоротливым, я его сделала ловким; он был замкнутым, я его сделала разговорчивым человеком; он был трусливым, я его сделала храбрым, он был скупым, и мне не удалось превратить его в щедрого человека»[150].

Кроме этого недостатка, Луи-Филипп обладал качествами, отнюдь не сближавшими его с буржуа. Он был храбрым человеком, хотя войны не любил, и неоднократно проявлял мужество в сражениях, в частности, при Вальми и Жемаппе; однажды в Вандоме он спас тонущего человека. По словам Ж. Берто, хороший игрок и хороший солдат, он рисковал собой и своими близкими; он не только не боялся опасности, но любил испытывать судьбу[151]. Можно сказать, что зонт и знаменитый парик Луи-Филиппа, как черты принадлежности к буржуа, во многом были своеобразными рекламными приемами. По словам Т. Зелдина, прогулки по парижским улицам без сопровождения и охраны являлись не проявлением буржуазного склада души, а обдуманным шагом очень храброго человека, поскольку частые покушения на жизнь короля, а их было совершено восемь, делали Луи-Филиппа своего рода рекордсменом среди монархов. Настоящие буржуа оставались в таких случаях дома