Сожженные революцией | страница 27



оставленный им подарок
свершает отсчёт с конца.
Невидимо смерть разлита
над выдохнувшей Невой.
Полцентнера динамита
Уложены в воздуховод.
Корпус из гибкой меди
пространство перечеркнул.
И медленно,
медленно,
медленно
тлеет бикфордов шнур.
А где-то выше и где-то
рукой подать – так близки —
постукивают по паркету
царские каблуки.
Шаги отдаются говором
под сводами галерей,
по залам и коридорам,
в оглохших ушах дверей.
Библиотека, лестница,
коридор, поворот.
Секундами перелистывается
считалка наоборот.
Вдох-выдох – шесть, пять, четыре.
Зуб на зуб – три, два, один.
Тени и часовые
вытягиваются позади.
Царь спешит, задыхается.
(Сердце зверьком в руке.)
Перчаткой, томясь, касается
крестика на сюртуке…
В столовой звенит посуда,
лакеями ставима бережно.
Шнур тлеет.
Ещё секунда.
Три четверти.
Четверть.
Бездна.

Круг второй

Александр Блок, Борис Савинков (1879–1904)

Ангелы и бездны

Потупя голову, в тоске ломая руки,
Я в воплях изливал души пронзенной муки
И горько повторял, метаясь, как больной:
«Что делать буду я? что станется со мной?»
А. С. Пушкин

Падение в бездну есть зеркальное отражение взлёта в небо. Ангел, устремляющийся ввысь со шпиля Петропавловского собора, отражается в невской воде, и там, в перевёрнутом мире, мы видим его двойника низвергнутого, падающего в преисподнюю.

Александр Блок и Борис Савинков во многом похожи – даже до двойничества. Похожи отчасти и внешне – ростом, статью, аристократизмом повадки, благородной правильностью лиц. Оба – выходцы из одной социальной среды, у них было немало общих знакомых. Линии их биографий неоднократно пересекались. Они читали одни и те же книги, искали ответы на одни и те же вопросы. И в революционном дыму и пламени задохнулись оба. Но Блок принял в сердце свет словесного творчества, жизнь отдал поиску вечной правды и в последнем творческом откровении за снежно-кровавыми вихрями революции увидел над собой лик Христа. Савинков вложил всё, что имел за душою, в дело разрушения и человекоубийства, вызывал революцию, как шаман, носился в её водоворотах, как одержимый, во всех начинаниях потерпел сокрушительный крах и навсегда низвергся в тёмную пустоту – из окна тюрьмы на Лубянке.

Бездна бездну призывает…

I

Из хорошей семьи

1877 год, Санкт-Петербург, Университетская набережная, ректорский флигель. Квартира ректора Императорского университета Андрея Николаевича Бекетова. Знаменитый профессор ботаники живёт здесь семейственно: жена Елизавета Григорьевна, четыре дочери – Екатерина, Софья, Александра и Мария. Старшей дочери двадцать третий год, младшей пятнадцать. Причуднице Александре, Асе, самой резвой, непоседливой, – семнадцать.