— Народ что бор дремучий: весь до корня не вырубишь, — ответила ему бабушка Пелагея.
— А я думала, — вступила в разговор Анюта, — что после Куликовской битвы пришел конец нашей неволе.
— Неволе не конец, а битвы великой начало. Начало же концом славится! — ответил Ерофейка.
— Вот Москва пала… — начала было снова Анюта.
— Упасть не беда, беда не подняться! — перебил ее Ерофейка.
— Кабы князь-то Дмитрий Иванович побыстрее к Москве-то пришел, — молвила Пелагея.
— Винить надобно не князя, а тех, кто на его зов не откликнулся и не пришел к нему, — вздохнул Ерофей. — Собирать-то против Тохтамыша не сотни, а тысячи воинов надобно было. А где их взять? Спят воины на Куликовом поле. Ну ничего, сегодня не без завтра.
В избе становилось все темнее, темнее, а надо было повечерять засветло. Анюта поставила на стол пшенную кашу, принесла молоко. Ерофей взял большую округлую ковригу ржаного хлеба, прижал к груди и начал резать толстыми ломтями, подавая каждому кусок.
Он резал хлеб не спеша, аккуратно, чтобы не было крошек. Потом легонько стукнул ложкой о край миски, и все начали есть, зачерпывая кашу деревянными ложками.
Продолжается жизнь на Руси.
* * *
Много забот у великого князя московского. А силы жизненные иссякают, болеет князь. Иногда, особенно по ночам, чудится: вот-вот остановится сердце.
Никому не говорит Дмитрий Иванович о своей хвори — ни жене, ни детям, ни боярам знатным. Занимается великокняжескими делами, по-прежнему приводит князей под свою руку. Сызмальства знает — в единении сила. И куликовская победа всем показала это.
Солнце пошло ввысь, угрожая зиме. Воздух стал таким прозрачным, что казалось — видна вся земля до самого ее края. Звон капели, щебет первых вернувшихся на родину птиц наполняли мир радостью.
А в великокняжеских хоромах беда: умирает князь Дмитрий Иванович.
В один из дней он призвал к себе Владимира Андреевича и старейших бояр, чтобы заключить с двоюродным братом договор, по которому Владимир Андреевич обязался бы считать Дмитрия отцом своим, а своего племянника, старшего сына Дмитрия, Василия, своим братом старейшим и не искать московской отчины Дмитрия и великого княжения владимирского.
Старейшие бояре и духовенство подкрепили докончание, сговор этот, своими подписями свидетелей и скрепили печатью.
Шестнадцатого мая 1389 года Дмитрий Иванович узнал, что родился у него сын. Нарекли младенца Константином.
Князь Владимир Андреевич очень беспокоился о жизни брата и потому домой не отъезжал.
