Поначалу ратники ордынские схватили посла, не жалея били, ограбили, а потом уж привели к хану.
Низко кланяясь, Гурлень сказал, что князь Михаил Александрович признает власть великого Тохтамыша, шлет многие дары… Вспотел посол от страха — нет тех даров, разграбили.
— Да вот, великий хан, — осмелился сказать Гурлень, — забрали твои люди те дары.
И повелел Тохтамыш все вернуть послу, что у него отняли.
Низко кланяясь, преподносит Гурлень дары хану. А взамен повез своему князю ярлык на тверское княжение и посулы на великое.
Между тем князь серпуховской Владимир Андреевич встретил татарский отряд под Волоком-Ламским и разбил его.
А когда донесли хану, что и Дмитрий Иванович собрал силу и идет в Москву, засобирался Тохтамыш в обратный путь, боясь потерять добычу. Спешно уводил он большой полон и увозил награбленное богатство.
По дороге разграбил Коломну, не пощадил и рязанскую землю. Пришлось бежать князю Олегу Ивановичу из своего стольного города.
Так заплатил Тохтамыш ему за дружбу — должно быть, забыл, что указывал ему Олег броды на Оке.
* * *
Скорбным было возвращение Дмитрия Донского и его брата Владимира.
Вместо дворца князя — пепелище. Сгорел и златоверхий набережный терем со стекольчатыми оконцами, где плакала великая княгиня Евдокия, провожая своего мужа на битву с татарами.
И повелел Дмитрий собирать разбежавшихся по лесам людей.
Ездили глашатые и возвещали:
— Князь великий, Дмитрий Иванович, скликает простых людей хоронить погибших от Тохтамыша.
— За восемьдесят погребенных князь великий платит один рубль каждому!
…Среди людей, кто откликнулся на зов великого князя всея Руси, были Ерофей и Степан-плотник, который, вернувшись с Куликова поля, жил у своего приемного сына.
Оба отправились на пожарище Москвы, хоронили погибших.
Однако были вести, что уцелели дети Юрки-сапожника и Доронки-кузнеца.
— Не кручинься, Ерофеюшка, — сказал Степан. — Встанет опять Москва. Теперь же иди домой. Анюте и старой Пелагее от меня низко кланяйся.
— Как же так, батюшка? — удивился Ерофей.
— Я тут останусь. Плотнику сейчас много дел в Москве. Ты же ступай к семье, землю паши, детей расти.
Обнялись они, поклонились земно друг другу и разошлись в разные стороны.
Вернулся Ерофейка домой, вошел в свою избу, молча сел на лавку, вздохнул. Ни жена Анюта, ни Пелагея ни о чем его не спрашивали. Без слов ясно.
— Говорят, издержал великий князь Дмитрий на погребение погибших от Тохтамыша триста рублей, — начал рассказывать Ерофейка.
