— Нет, — вздохнул Юрка. — Он не может. Илейка бронзу варит, булавки из нее делает, перстни, пуговицы, что как бубенчики, из бронзовой проволоки запястья[10] вьет. Бабам и девкам свой товар продает… Вот Доронкин отец — это был кузнец, он и мечи ковал, и шлем мог изготовить.
— Я тебе все одно доспех скую, — перебил друга Доронка. — Вот поглядишь. И тебе, если хочешь, скую, — повернулся он к Ерофейке.
Ерофейка не успел ответить — его позвал Степан:
— Сынок, пора нам.
Юрка сказал на прощанье:
— Приходи! Играть будем.
— И вы к Ерофейке приходите, — ответил Степан.
— А как ваш двор найти? — спросил Доронка.
— Э-э-э! — засмеялся Степан. — Наш двор крыт светом, а обнесен ветром. Как найдете такой, заходите, гостям всегда рады. Вот Ерофейка сведет вас.
— Дядя Степан, — сказал Ерофейка, когда они уже отошли от усадьбы Ильи, — а Юрка о доспехах печется, чтобы на Орду идти.
— Славных друзей нашел, — ответил Степан.
Вспомнил тут Ерофейка, что он подмастерье, и сказал:
— Дядя Степан, а ведь надобно бы Илейке и баню срубить.
— Это так. Да не начинай дело с конца, не надевай на лошадь хомут с хвоста! — И Степан потрепал Ерофейку по вихрастой голове.
В воскресный день Ерофейка пришел за Юркой и Доронкой и повел их к себе.
— Вот наш двор, — сказал он, когда мальчики подошли к полуземлянке.
— Что же у вас дом такой? Сами плотники, — удивился Юрка.
— Да мы на одном месте не живем, — объяснил Ерофейка. — Дядя Степан ходит по городам да селам, избы рубит. Отстроит Москву — дальше пойдет. Так вот и меня подобрал на дороге.
Степан появился в открытой двери:
— А! Вот и гости! Заходите! Не робейте!
Мальчики вошли в жилище и сразу ничего не могли разглядеть со свету.
Маленькое оконце вверху, прорубленное в двух соседних бревнах, было снаружи закрыто деревянным задвижным ставнем. Свет едва проникал через второе, такое же крохотное оконце.
Степан хотел повеселить мальчиков и, ставя на стол угощение, потчевал их с прибаутками. И Юрка, и Доронка смущались, они первый раз в жизни были в гостях.
Тут у избы запричитали нищие, прося подаяния.
— Брюхо-то у людей есть, да, видно, нечего есть. — С этими словами Степан позвал нищих.
Слепая старуха да мальчик-поводырь взяли милостыню, а войти отказались.
Третий нищий, едва наступавший на больную, может быть, ушибленную или стертую во время странствий ногу, вошел. Широко перекрестился на передний угол, где полагалось быть иконе, и только потом пожелал здоровья хозяевам и сел на самый край лавки за стол.
