И тут зазвонили колокола нижегородские: вернул им голос Сергий Радонежский. Радостно и звонко возвестил колокольный благовест людям, что снова можно отстраивать посад и каждому заниматься своим делом.
А еще пели колокола о победе Дмитрия Константиновича над Борисом и о победе князя московского над нижегородскими князьями.
И говорили они братьям, что не по их силам противостоять Москве, что только союз с ней делает и Нижний Новгород, и Суздаль, и Городец сильными.
Слушал Степан переливчатый звон, и пришли к нему новые мысли, сложились в решение: «Уйдет рать московская, и кто знает, не рассорятся ли опять Борис и Дмитрий Константиновичи? Нет, надо уходить из Нижнего Новгорода в Москву. Только сильный князь даст спокойную, мирную жизнь, без страха за будущность, а главное — за Ерофейку. Его растить надобно, в руки свое ремело передать».
И отправились плотник Степан со своим сыном Ерофейкой в Москву.
Веселой масленицей проводили зиму, и пришла на Русь весна. Стал сходить снег с полей, и зазеленели под теплым солнышком озимые всходы, буйные, дружные. «Быть урожаю богатому», — радовались люди. Крестьяне с утра до ночи в поле: сеют яровые, перепахивают землю, оставленную под пар.
Но ласковая весна 1365 года обернулась вдруг знойным летом, ни капли дождя не упало на истомившуюся землю. Засуха: сгорели посевы, облетели раньше срока листья с деревьев, пересохли ручьи. Воздух, казалось, курился.
Иногда Москву застилало дымом, который несли ветры издалека — где-то горели леса, подожженные солнцем, а может, беспечным или злым человеком. Душным, знойным днем, когда, казалось, людям нечем было дышать, загорелась в Москве церковь Всех Святых. Кинулся народ тушить, да где там!
Будто нечистая сила обернулась бурей и понесла пламя на посад, в Заречье, на Кремль.
Словно ненасытное чудовище, страшный пожар без разбора пожирал дома и бояр, и купцов, и простых людей.
Набросилось разъяренное пламя на дубовый кремль Ивана Калиты: рушился, рассыпаясь искрами, дощатый навес над стенами, пылала наружная стена с бойницами, высокими кострами занялись квадратные проездные и восьмигранные глухие башни, так возведенные, чтобы можно было вести обстрел врагов из луков вдоль наружных стен.
Горел город: будто огненные кони скакали по нему, воспламеняя все на своем пути.
Страшен был всехсвятский пожар: неистовство огня, треск горящего сухого дерева, вой ветра, вопли людей, рев обезумевших от страха домашних животных…
