Сальная свеча оплывает все больше и больше, а чтение то и дело перебивается мыслями, воспоминаниями.
И видит он себя двадцатилетним юношей в Богоявленском монастыре. Все свое время, кроме молитв, проводил он в чтении и изучении священного писания. Как спокойно и блаженно было тогда на душе у инока[7] Алексия.
Всплывает в памяти митрополит Феогност, который взял Алексия после двадцати лет монашеской жизни и книжного учения к себе на святительский двор. Двенадцать лет заведовал там Алексий судебными делами церкви.
И тогда на душе было спокойно и мирно: знал, что ему делать и как быть.
…Рассеянно листает митрополит Алексий евангелие. Новое воспоминание, яркое, временем не замутненное, заставляет быстрее биться сердце. То было в 1355 году, когда, возвращаясь из своего путешествия на поставленье в митрополиты к патриарху в Константинополь, он был застигнут бурею на Кафиньском[8] море. И сейчас перед внутренним взором серое от туч небо, ставшее черным, зловеще пересекают его из края в край молнии, и грохот грома сливается с воем ветра… Огромные валы вздыбленного моря снова и снова обрушиваются на их утлый кораблик, который так скрипит, вот-вот рассыплется, опрокинется…
…Он помнит себя, горячо молящегося, дающего богу обет построить монастырь в честь святого или праздника того дня, в какой они, если бог смилостивится, достигнут берега.
И Алексий построил обетный Спасский монастырь близ Москвы, на берегу реки Яузы.
А теперь в этом монастыре ученик Сергия Радонежского Андроник каждый день отпевает умерших от черной смерти.
* * *
Князь Дмитрий Иванович сидит взаперти в своем тереме, и Юрка, сын сапожника, тоже сидит взаперти. Отец всей семье запретил из избы выходить. Добрый погреб под полом кормит и поит.
День и ночь думает Юрка о своем друге Доронке, умоляет отца:
— Я только на баньку взлезу, одним глазком гляну: жив ли?
Не разрешает отец…
И однажды, когда все в избе спали после обеда, ослушался Юрка: осторожно открыл дверь, перебежал двор, вскарабкался на крышу баньки, посмотрел на усадьбу кузнеца и обмер…
Видит Юрка: стоит у дома своего его друг Доронка.
— Доронка! — закричал Юрка. — Не заболел ты?..
— Нет, — тихо ответил Доронка. — С голоду помираю. Батюшку с маменькой, Евфросинью и дитятку ее давно черная смерть забрала… Увезли их. А мне выходить не велено было.
И не помнит Юрка, как во двор кузнеца прыгнул с баньки, как схватил друга за руки и привел в свою избу. Опомнился от крика матери:
