— Курчавый, накрой стол, чтоб по бутылке на нос. Не скупись, чертова кукла! — весело распорядился моряк.
Большой стол из угла вытащили на середину. На него выставили водку, галеты, красную рыбу, мясные консервы, свиной окорок, и пшеничный хлеб. Постепенно комната заполнилась разношерстной компанией.
По настроению хозяина можно было заключить, что ватага вернулась с удачей. Он сам громко смеялся, хлопал по плечу всякого, кто подворачивался под руку, и много-много говорил, вставляя беспрестанно то украинские, то жаргонные слова.
Курчавый и Студент сидели рядом с атаманом.
— Хлопцы! Будемо сегодня гужеваты. Выпьемо, щоб дома не журылись, щоб в «малине» полный был покой, щоб не был нужен нам конвой. — Моряк поднял до краев наполненный стакан и выпил до дна. Все последовали его примеру, затем набросились на еду. Слышался только стук деревянных ложек, скрежет жести вскрываемых банок с консервами и чавканье.
— И кто это додумался голландку затопыти и надраить палубу? — Хозяин пустил струйку дыма в лицо Курчавого. — Уж не ты ли, помощничек?
— Я не быдло. Интеллигент выдрючился. Дурака работа любит.
— Тебе, хмырь, до дурака еще дорасти трэба. Ось ба-чите, хлопцы, яка голова! Мало дило, а одно удовольствие, уют придает. Яка приятность, маслом по сердцу! Молодца! — Ростовский обнял Студента.
«Молодца… Голова… Маслом по сердцу, — сердито подумал Студент, — а охрану, небось, все-таки не преминул приставить. Такому пальца в рот не клади, хитер бес. На словах — одно, а на деле…»
Между тем пьяное застолье набирало силу. Курчавый сиплым, как у охрипшего петуха, голосом запел любимую песню Ростовского. В угоду своему хозяину он вставлял в нее, как ему казалось, украинские слова:
Раз пийшлы на дило, выпить захотилось,
И зайшлы мы в гарный ресторан…
Там сидела Мурка в гарненькой тужурке,
У нее под клифтом был наган.
Там сидела…
Ростовский закрыл певцу рот ладонью:
— Будя. Из тебя хохол, как из меня тяж.
Он о чем-то глубоко задумался. Потом вдруг спросил:
— На часах у нас кто?
— Рябчик с Серым, — ответил Курчавый.
— Добре! А ну, наддай еще смирновской, пусть лакают.
— А что споет нам новенький? — Ростовский повернулся к Студенту.
— Подпоешь — спою.
— Мне медведь на ухо наступил. Братва подхватит, если песня стоящая. Спой что-нибудь, люблю песни.
— Ладно, попробую.
Ростовский постучал ножом по пустой бутылке:
— Ща! Прекратить хай! Послушаем новенького, что он за соловей.
«Малина» притихла. Только Красюк похлопал в ладоши, кривляясь и повторяя:
