Только ушли совминовцы, как во дворе появились писатели: М. Алексеев, И. Стаднюк, А. Иванов, В. Фирсов, В. Ганичев. Чуть раньше пришел Ковалев с женой (автор книги о Леонове), а затем Ю. Прокушев с женой. Он привез подарочное издание «Евгении Ивановны»...
Сменили стол. Л.М. обратился к писателям с благодарственным словом. Он сказал, что всю жизнь думал о том, как сказать народу подлинную правду о жизни, о человеке, о времени.
— Я убежден, что наш народ достоин того, чтобы ему говорили только правду, без приукрашивания. В приукрашивании нуждается лишь то, что непригодно в своем подлинном виде. Лавровый лист более всего нужен, когда продукт недоброкачественен. Я убежден, что наш народ, его дела не нуждаются в приукрашивании; даже когда мы делали ошибки, мы их делали потому, что шли первыми.
Он закончил шуткой. Глядя в окно, вдруг засмеялся: «Я их кормлю, и, смотрите, они слетаются, когда наступает их время»...
По поводу иллюстраций Верейского к произведениям Л. Леонова, выходящим в серии «Всемирная литература»: «Он — схалтурил. Но я все-таки не понимаю, знаете, если таланту что-то даже не удается, то все же должно чувствоваться тавро, резец, печать мастера. А тут ничего подобного нет. Быть может, он поручил работу ученику?» — сказал Леонов...
Затеялся разговор о молодом писателе Олеге Куваеве. Леонов заметил, что в «Территории» слишком много диалога, «между тем, диалог можно давать тогда, когда ты сам уже ничего не можешь сказать о героях от себя. Диалог это то, что могут сказать только герои». Чивилихин защищал Куваева, говоря, что тот долго работал в газете. «Вот вы бы, Л.М., поработали в газете, тогда бы знали, что это такое!».
Л.М. возмутился: «Дорогой мой, да я начинал с газеты, я сам писал всю газету 15-й дивизии, передовицы, стихи, фельетоны»...
Гости приходили и уходили. Только нескольких человек Л.М. не отпускал до вечера, ждали, что приедет кто-то из руководства Союза писателей, отдела культуры ЦК, с «верхов» все-таки явятся, вспомнив о юбилее великого писателя, но отнюдь... Чувствовалась горечь от пренебрежения, сознания ненужности настоящей литературы, настоящих русских писателей.
На террасе, куда еще подошли академик Цицын, Кафтанов, разговор переметнулся вдруг на Микеланджело.
«Раньше били человека поддых, но не били за талантливость. Микеланджело сбросил с помоста на Папу Юлия доску, чуть не убив его. Но Юлий приказал догнать и вернуть его, ибо знал, кого может лишиться», — сказал Л.М. Ольга Михайловна, будто в упрек и с досадой, заметила, что Микеланджело не нуждался в почестях и поощрениях и служил только искусству и Богу.
