Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв. | страница 18



Ограбление главного храма Владимира в первый же день — явление далеко не случайное. Храмовые комплексы, как отмечают исследователи древних обществ, были своеобразными престижными постройками и символами формирующихся городов.[124] Храмы символизировали прежде всего «суверенитет местных общин».[125] Следовательно, разорение центрального городского храма преследует ту же цель — лишить город самостоятельности, посягать на святыню — значило посягать на независимость всей общины. Вот почему первый же удар ростовцев был направлен на владимирскую Богородицу — идейное сердце городской общины. По этой причине вернувшийся Михалка стремится возвратить «святой Богородице» все сполна.[126]

Очень четко проявляется конфронтация городов перед Липицким сражением. Она показывает силу, которая властно повелевает князьями. Перед битвой Мстислав и Всеволод не прочь были помириться. Но ни та, ни другая сторона не хотела идти ни на какие сделки. Ростовцы стояли твердо: «аще ты мир даси ему, но мы ему не дамы». Переяславцы также подстрекали своего князя.[127] И.Я. Фроянов в этой связи справедливо заметил: «Основной смысл происходившего состоял в военно-политическом противостоянии старших городов и младших пригородов».[128]

И.Я. Фроянов подвел и промежуточный итог этой городской междоусобицы. Им стало «превращение Владимира в стольный город с подчинением ему старейших городов. Произошел настоящий переворот в политической жизни Ростово-Суздальской земли. И тем не менее он не дал прочных результатов. Ростов уступил, но только на время, ожидая удобного случая, чтобы снова взяться за оружие «для отстаивания своего земского главенства». Не останавливаясь на новом витке этой борьбы,[129] рассмотрим ее кульминационные события.

В 1177 г. после битвы на Колакше «бысть мятежь великъ в граде Володимери, всташа бояре и купци, рекуще: "княже, мы тебе добра хочемъ и за тя головы свое складываемъ, а ты держишь ворогы свое просты, а се ворози твои и наши Суждалци и Ростовци, любо и казни, любо слепи, али даи нам"». «По мале же днии всташа опять людье вси, и бояре (в одном из списков Лаврентьевской летописи: «бояре и вси велможи и до купец». — Ю.К.) и придоша на княжь дворъ многое множьство съ оружьемъ, рекуще: "чего ихъ додержати, хочем слепити и"».[130] Cоветские историки расценивали эти выступления как классовые, направленные против «верхушки феодального общества, в лице князя и дружины». «Придя к власти при поддержке владимирских горожан, он (князь Всеволод. —