Выслушав практикантов, мастер покачал головой:
— Я тоже уже пообщался с этой тёткой. Сдаётся мне — она ещё наведёт тут шороху.
— Эх, хорошо! Молодец ты, Клава, просто умница, — хозяин заметно опьянел.
В отличие от него, Клавка была как стёклышко. Она пила водку, словно воду — хмель не брал её. Борода молчала, вполуха слушая пьяную болтовню мужика.
Прохор между тем нёс уже полную ахинею:
— Ты не думай, Клавушка, я умный. Все Прохора считают дурачком, а зря! Просто, я бессребреник. Было бы выпить, да закусить. Я — как птица небесная! Не сею, не жну, не собираю в житницы. А ведь знаю, где сокровища лежат, богатства несметные!
Борода навострила уши. О каких там богатствах Прошка бормочет?
Закурив очередную папиросу, она сказала деланно безразлично:
— Ты, милый, на пузырёк с утра найти не можешь. А поёшь мне тут — сокровища, клады.… У тебя, окромя мышей в подполье, ничего нет. Вот так-то, дружок.
— Обижаешь, Клава, — надул губу Прохор, — я знаю, что говорю. Погоди-ка.
Он поднялся и направился к книжным стеллажам. Но, зацепив ногой ухват, хозяин с грохотом растянулся на полу.
Клавка махнула рукой и налила себе полстакана. В голове её вызревал план мести предательнице. Однако Прохор скоро появился в проходе, прижимая что-то к груди.
— Вот, смотри, — мужик бухнул на стол пачку пожелтевших листов.
Клавка, взяв в руки ветхий журнал, прочитала заглавие:
— «Провинциальныя ведомости». Хм, какие-то буковки непонятные. Проша, не мудри, а поясни всё толком. Зачем ты притащил эту газетку?
— А вот затем. Сейчас я тебе найду кое-что, — Прохор выхватил журнал из Клавкиных рук и принялся его перелистывать.
— Ага, нашёл. Слушай:
«…похоронили барышню за оградой церковной. Так оно, сами разсудите, как же можно её, непотребные книги изучавшую, мерзостями занимавшуюся и, к тому же, руки на себя наложившую, хоронить среди православных? Ведь гордым-то Бог противится, и лишь смиренным даёт благодать.
А после того, как старый барин отдал Богу душу, никто уж не проведывал могилу одинокую. И лежит барышня-ведьма, не принятая небом. И шумят листами в ногах ея деревца белоствольные…»
— Ага, слезу вышибает. Только, причём здесь богатства? — Клавка никак не могла уловить суть.
— А, притом. Сама подумай. Богатый отец хоронит свою единственную дочь. Разве он не положит ей в могилу бриллианты, изумруды и прочее золотишко, дочурке подаренное? Смекаешь? То-то же. Прохор, хоть и пьёт, но мозги не пропивает. Склад ума у меня такой — логический.
