Я был уверен, что Наташа рано или поздно появится в нашем госпитале. Накопил ей пакетик изюма и берег его в укромном уголке своего нового чемодана.
Однако выбраться в Шексну ей так и не удалось. А после выписки из госпиталя наша переписка оборвалась.
До сих пор помню эту хрупкую девчушку, которая под бомбами и снарядами столько раз пересекала Ладогу…
Получал я письма от мамы. Она писала, как немец бомбит и обстреливает Ленинград, рассказывала о смерти моих товарищей по дому. Писал и отец о том, как воюет в полку, просил, чтобы я после госпиталя постарался попасть опять к нему.
Чувствовал я себя хорошо. Раны затянулись. И стал я проситься на выписку.
А тут по радио объявили об окружении в районе Сталинграда целой фашистской армии. Сообщили о введении в армии погон и учреждении медалей, которыми будут награждаться участники обороны Ленинграда, Одессы, Севастополя, Сталинграда, Москвы, Заполярья и Кавказа. Эти вести всех взволновали.
Раненые с Ленинградского фронта говорили:
— Ну, все. Пришел фрицам конец. Теперь жди наступления у нас под Ленинградом.
Я стал настойчиво проситься на фронт.
Несколько раз беседовал со мной военком госпиталя, говорил, что лучше мне остаться при госпитале, что на фронт мне больше нельзя. Но я был настойчив. И вот 7 января 1943 года вместе с группой выздоравливающих я был выписан из госпиталя и направлен на пересыльный пункт в Вологду.
Приехали в Вологду. Стоял солнечный зимний день. Пошли пешком. Кто-то предложил зайти к сиротам в детский дом. Не знал я, что сценарий этого захода был составлен заранее. Потом стало известно, что это было сделано для того, чтобы оставить меня в детском доме по приказу командующего округом. Оказывается, на моих медицинских документах была резолюция: на фронт не посылать, поберечь в тылу.
В детском доме нас, фронтовиков, встретили очень хорошо. Мы рассказывали, как воевали с немцами, как их били. Ребята особенно тепло отнеслись ко мне. Ведь я их сверстник, а уже воевал, был ранен. На мне ладно сидела новенькая форма, сшитая в госпитале. Угостили нас какао, вкус которого я уже забыл. Кто-то принес баян, и ребята попросили меня сыграть. Обстановка сложилась самая дружеская. Старший команды предложил мне остаться на денек с ребятами. Ничего не подозревая, я согласился.
В спальне мне поставили дополнительную кровать, постелили чистую постель. Утомленный дорогой, я почти сразу же уснул.
Проснулся ночью от шума возле моей кровати. Сначала ничего не понял, потом пригляделся и вижу: двое ребят щупают мою форму и спорят, что у меня за знаки различия. Один мальчишка доказывал, что, раз у меня вдоль петлицы посредине идет красная полоска, значит, я старшина. Постарше говорил, что это не так: у старшины четыре маленьких треугольника, а тут в углу один большой. В конце концов они пришли к выводу, что у меня петлица ефрейтора. Дальше — больше. Один пацан взял мою гимнастерку и стал на себя напяливать.
