Помнит, что приходили женщины, покупали картины. Рисовал по заказам.
Работал в Доме офицеров художником в блокаду.
Была сестра в Париже, известная актриса, вернулась в 50‐е годы, будто бы жила в Киеве. Вышла замуж за профессора.
Разговаривал с человеком из квартиры 9.
Калужнин – участник 1-й выставки «Круга».
Дружил с Калининым Владимиром Васильевичем, директором музея в Мухинке[341]. Картины оказались у него. А от Калинина после его смерти попали в музей в Архангельске (Мурманске?)
Звонил Валентине Васильевне Гагариной (Дом офицеров). Пока следов не находит, но есть люди, работающие в Доме офицеров 40 лет.
Звонил Сергею Ивановичу Осипову. Оказывается, Калужнин работал на Таврической в СХШ (на Шаболовской), преподавал живопись. Теперь у Смольного.
Очень был симпатичный человек, дружил с Калининым, а у Калинина была общая мастерская с Герой, лаборантом спец. живописи (фрески).
Мастерская на Большой Зелениной.
Гера (фамилию забыл, чуваш из Краснодемьянска. Его помнит Савинов Глеб Александрович[342]).
Позвонил. Осокин Гера.
В 30‐е годы была группа художников, 7 человек, «Круг», но «Круг» распался, не разрешили выставку. (Спросить, нет ли афиши у Харламовой[343]).
Люда Куценко[344] раздобыла телефон Осокина.
28.3.85. Вчера коротко шел с Граниным из Лавки писателей, рассказывал о Калужнине. Гранин сказал: «Если найти картины, будет повесть, без картин писать бессмысленно». И дал совет: пусть будут пустоты. Там, где не знаете, пусть останется без домысла. Появится для читателя особый интерес – додумать самому.
Мне кажется, это интересное замечание. Хотя бы пунктир, а пустоты заполнять другими историями круговцев.
1.6.85. Вчера был весь вечер у Герты Михайловны Неменовой, маленькой старушки, сухонькой, плосконькой, но с лицом одухотворенным, с умными живыми глазами. Курильщица. Очень живая, говорит почти шепотом, округляя глаза.
Живопись разная. Но одна – шедевр. Это странная вещь «Балерина». Старуха в зеленой пачке, в спущенных чулках, рыжеволосая, с руками прачки, красными, натруженными. Она писала ее в конце 20‐х, увезла в Париж, где жила год и три месяца на стипендию от государства. И Ларионов, и Гончарова были в восторге от этой работы.
Натурщицей была Полина Бернштейн[345].
– Я подошла к ней и спрашиваю: «Нет ли у вас голубой пачки?
Она отвечает:
– Зеленая есть. Знаете, я ведь училась танцевать вместе с Лилей Брик.
И она надела.
– Я только попросила ее: «Оставьте чулки». Она с удовольствием позировала, но, кажется, я разбила ей жизнь. – «Можно придет посмотреть мой знакомый?» – Я разрешила. И он пришел. Невысокий человек в темном пальто. «Похожа?» – спросила я. – «Да, похожа». И он исчез.
