22.6.72. Хоронили Наума Яковлевича Берковского[241], говорили – гений, какая-то девица качалась, чтобы не упасть. Бледная, плохо одетая, взволнованная – и лицо простое и сельское, да и одежда такая, что теперь редко встретишь, – старая черная юбка, строгий почти мужской пиджак – сельская учительница, народоволка. Глядел на нее и думал, что знал раньше.
Рысс[242] сказал: он повторял, что литература учит жить. Он был велик и в малом.
Гор мне часто это говорил. Я видел Берковского всего один раз. Сидел, тяжело дышал полный еврей. Сказал до ухода всего несколько фраз.
Гор молился на него. Я, не зная, возражал.
14.7.72. …Удивительно талантливый Гор, опять прошедший (почти) мимо большого литературного открытия. Великолепная, почти гоголевская мысль («Портрет») из‐за несмелости стала пустяком, сказкой для детей. А могла быть! Ах, Наталья Акимовна, бытовое приложение к мудрецу и философу, вы убили Гора как огромного писателя – остался Гор + Н. А. – вот его нынешняя постоянная величина.
23.4.74. Был с Гором у сестры художника Филонова[243]. Видел его великую картину «Семья плотника»[244]. Мудрая старуха с аккуратно сложенными волосами, благородным лицом и благородным, ибо она была певицей раньше, голосом, говорила о брате. Какая трагическая судьба! Комиссар, абсолютно советский человек, но пока не признанный в силу инерции.
2.7.74. За столом Федор Абрамов[245], большой путаник.
Абрамов о Горе:
– Жуткий трус, но прелестный человек. Читал бесконечно, но ничего не понимает.
Я возразил.
– Нет, нет, не понимает.
Я:
– Гор вас хвалил. Говорил: лучший писатель (это я прибавил). Лучше Шукшина.
– Между прочим, это так и есть. А что?
6.7.74. (Вклеено в дневник. – А. Л.)
Дорогой Семен Борисович!
Был рад Вашему письму.
В этом летнем сезоне я мало с кем встречаюсь. Иногда заходит Д. Гранин, который ведет себя очень мило.
Бурсов живет анахоретом, сидит запершись в даче и додумывает за Пушкина.
Разговаривал с ним только однажды.
Один московский молодой человек (художник и сын художника) обещал мне устроить картину Осмеркина[246](его мать дружила с дочерью этого замечательного художника).
Гранин получил в подарок от Е. Н. Глебовой-Филоновой картину «Нарвские ворота». Он ее (Е. Н.) устроил в лучший в городе дом для престарелых.
Таким образом у Гранина теперь самая лучшая вещь Филонова, если не считать его крупных картин.
Надо мной висит вопрос об обмене квартиры с Капицей[247]. Дело это сложное и окончательно выяснится в октябре.
