21.8.74. Л. Пантелеев[730] не говорит, о чем он пишет, даже своей семье. «Он всегда откладывает на несколько месяцев», – говорит его жена, Элико, Елена Семеновна[731], очень светская, но несколько глуповатая дама, которую он любит, но не очень с ней считается – понимает цену. «Мы читаем, когда уже напечатано».
6.9.75. Дубулты – первый раз – удивительное место. Кайсын Кулиев[732], человек поразительной доброты, острого ума, прекрасный поэт.
Лежали на песке, говорили о литературе и жизни. У Кайсына много писем Пастернака. «Взрывной поэт», как он о нем говорит. «Если бы я не стеснялся его похвалы, я бы публиковал эти письма. А там только о „Фаусте“ столько сказано!»
Пили за Кайсына как за «полное совпадение человека и поэзии».
13.11.75. Сегодня на секретариате чествовали Бурсова… Абрамова слышал впервые – он говорил о Бурсове как о большом писателе, мирового масштаба, говорящего «на ты» с Толстым, Достоевским, Пушкиным, – он познает через них себя. А Гранин, ухмыльнувшись, говорил о Борисе Ивановиче как о человеке.
Нет того, кто бы сказал худо. И еще – все о писателе, никто о литературоведе. Б. создал свой жанр.
Сам же Б. И. заговорил о Пушкине, его «камеражах», сплетнях в его письмах. «Лучше не был, а молодым был». Б. мне по телефону говорил: «Но я не был молодым», а тут вдруг сказал, что молодым был и он.
И еще: «Я прожил жизнь, и это моя жизнь – я приносил пользу…»
И еще: «Говорят: современность Пушкина, но чтобы понять современников гения, нужно стать его современником».
21.11.75. Несколько дней назад был на приеме в американском консульстве, вернее – у консула дома. Жена, дочка – девочка пяти лет, в длинных платьях, бармен, красивый и ловкий. Разговор с американским евреем, воротилой книжного дела Теодором Солотаровым[733].
Потом разговор с Федором Абрамовым. Огромное впечатление.
– В Америке есть лингвист Наум Хомский[734]. Он открыл генетический код языка – способности ребенка не использованы, и их можно довести до поразительных результатов.
– Я против мальчика в очках, с большой головой – я за сердце. Это мы упускаем.
И еще многое более интересное и значительное, чем то, что я пишу.
1.9.76. Бродили три часа с Бурсовым. Борис Иванович сказал: «После Пушкина литература что-то утратила. Все же Толстой и Достоевский во многом литература, Пушкин – жизнь».
И еще о пути: у Достоевского был путь, развитие общей идеи. «Преступление» развилось в «Карамазовых»… Толстой весь в пути. А Пушкин? Это непонятно и ему пока.
