Сыскные решили не рисковать и брать бандитов, не дожидаясь Семинариста. Руководил операцией лично Кошко.
— Тараканов, Павлов, Семенов и Фокин — к черному ходу. Тараканов — старшим. Как начнут убегать, бейте их, что есть мочи, не церемоньтесь и не жалейте. Но только не до смерти! Селезнев и Николаев — к воротам, если кому-то удастся вырваться со двора, встречайте их там. Городовые и Швабо со своими людьми — окружайте дом по периметру. Казимир Станиславович, расставьте людей так, чтобы их ни в коем случае не было видно из окон.
Когда все заняли свои места, Кошко подозвал к себе агента, одетого посыльным.
— Дай-ка я тебя, Степанов, перекрещу. Помилуй тебя, Господи.
Степанов сам тоже перекрестился, надел фуражку и зашагал к надворному флигелю, в котором проживал Павлюченко.
Фотограф сыскного отделения, изучив записку Семинариста, найденную у Акулины, написал его почерком письмо, в котором предлагал подельникам как можно быстрее скрыться из квартиры, адрес которой стал известен легавым-сволочам. Это письмо и лежало в кармане шинели посыльного.
Степанов поднялся на второй этаж и позвонил.
Дверь открыл сам Павлюченко. Он был без тужурки, в одной сорочке. Его слегка пошатывало.
— Чего тебе?
— Записку велено передать, ваше благородие.
— Велено, так давай.
Посыльный вручил студенту сложенный вчетверо лист бумаги.
— В книжке извольте расписаться.
Павлюченко нетвердой рукой чиркнул в услужливо поданной разносной книге и стал разворачивать лист.
— Кхм. На чаек бы, ваша милость!
— Ступай, ступай, тебе уплачено.
Степанов развернулся и взялся за дверь.
— А ну стой!
Агент остановился и стал медленно поворачиваться.
— Кто тебе записку передал?
— Не могу знать-с. Мы фамилиев не спрашиваем.
— Где ты ее получил?
— Так на вокзале же. Мое место — у Ярославского вокзала. Подошел господин, велел по этому адресу записку передать, в собственные руки квартирохозяину.
— Давно это было?
— Ас четверть часа. Барин наказал извозчика взять и быстрее к вам ехать. Два рубля дал. Ну я и торопился, как было приказано.
— Каков из себя барин?
— Так обыкновенный. Высокий, чернявенький. Одет в пальто и шляпу.
— Ладно, иди.
Степанов замялся.
— На чаек не изволите ли?
— Иди отсюда, пока цел! Два рубля ему мало!
Степанов открыл дверь и пошел вниз по лестнице.
Он вышел со двора на улицу и прислонился к стене. Несмотря на то, что погода стояла прохладная, пот катил с него градом.
В это время в квартире Павлюченко трое мужчин лихорадочно одевались.
