Купцам из Рагузы, как и венецианцам, император недавно подтвердил их привилегии в Константинополе. Но и они вели торговлю в османских портах. Они не собирались рисковать ни единым кораблем своего маленького флота в войне против султанского, в виде исключения разве что в составе крупной коалиции.
Несмотря на всю неудовлетворенность византийцами, папа Николай был до глубины души потрясен доказательством истинных намерений султана. Он уговорил Фридриха III, когда тот приехал в Рим на императорскую коронацию в марте 1452 года, направить Мехмеду суровый ультиматум. Но это было пустое сотрясение воздуха, ибо все знали, что у Фридриха нет ни сил, ни желания осуществить угрозу на деле. Альфонсо оказался втянут глубже. Он был королем Неаполя, имел свои интересы и притязания в Греции, а торговавшие в Константинополе каталонцы были его подданными. Он был щедр на посулы и даже выполнил некоторые из них: отправил в Эгейское море флотилию из десяти кораблей, большую часть расходов на которые оплатил римский папа, но отозвал через несколько месяцев, объединившись с венецианцами против миланского герцога Франческо Сфорца и беспокоился из-за того, как отреагируют генуэзцы. Николай плечом к плечу с Виссарионом напрасно искал помощи в других местах. Ни послы папы, ни Константина не получили никакого ответа на свои обращения. Теперь же папе не терпелось сделать для императора все возможное, поскольку он получил от него письмо, составленное вскоре после завершения строительства Румелихисара, в котором Константин обязался-таки провести унию в жизнь.
Исидор, отвергнутый митрополит Киевский и всея Руси, недавно ставший кардиналом римской церкви, был назначен папским легатом при императоре в мае 1452 года. Он отправился в Константинополь. По дороге он задержался в Неаполе, где за папский счет нанял отряд в две сотни лучников, а затем в Митилене, где к нему присоединился архиепископ Леонард Хиосский, по происхождению генуэзец. Исидор прибыл в Константинополь 26 октября. Его военный эскорт, как бы ни был мал, свидетельствовал о том, что папа готов прислать настоящую помощь народу, признающему его власть. Этот жест не прошел даром. Не только император с вельможами встретили Исидора с почтением, но даже и местное население проявило некоторый энтузиазм. Были назначены комитеты, представлявшие городских жителей и дворян, для принесения клятвы в том, что они принимают церковную унию. Народный комитет выразил согласие, так как противники унии не пожелали в нем заседать. Дворянский комитет, где велись более серьезные дискуссии, предпочел бы пойти на компромисс: поминать имя папы на богослужении, но с фактическим внедрением унии пока повременить, но император, на которого наседал Исидор, настоял на своем. Почти наверняка переговоры вел Лука Нотара и действовал с большим тактом, но не получил за это никакой благодарности. Геннадию и упорным противникам унии он казался дезертиром, а Исидор и латиняне сомневались в его искренности. Они были правы в той мере, что он, по всей видимости, отстаивал доктрину икономии, столь дорогой православным богословам, которая допускала разногласия исходя из высших интересов общего блага христиан; и, кажется, он тоже намекал на то, что вопрос снова можно будет поднять, когда минует кризис. Геннадий был совершенно подавлен. Перед приездом Исидора он произнес страстную проповедь перед народом, умоляя его не отказываться от веры отцов в надежде на материальную помощь, от которой все равно не будет большого толка. Но при виде солдат кардинала люди заколебались. Поэтому он удалился к себе в келью в монастыре Пантократора, а к воротам монастыря прикрепил гневный манифест, в котором еще раз предостерегал народ от греховного безрассудства, если он оставит свою истинную веру. Лука Нотара написал ему, что его противодействие напрасно, но влияние Геннадия начало ощущаться вновь. На улицах разгорались антикатолические бунты, проходили недели, с Запада больше не прибывало никаких войск, и враги унии вернули себе силу.
