Подобный ультиматум едва ли облегчил императору задачу. Напротив, он усилил влияние Геннадия на оппозицию. Через несколько месяцев в Константинополь прибыл посланец от гуситской церкви из Праги по имени Константин Платрис и по прозвищу Англичанин, возможно, потому, что он был сыном бежавшего из Англии лолларда. Среди всеобщего энтузиазма он публично заявил, что принимает православие, и вернулся в Прагу с письмом, в котором решительно критиковались папские претензии. Его подписали ведущие члены Синаксиса, включая Геннадия Схолария. Город еще более ожесточился в то время, когда в конце концов пришлось отказаться от приятных иллюзий о некомпетентности Мехмеда[26].
Император был сам виноват в ухудшении отношений между империей и турками. Осенью 1451 года караманский эмир Ибрагим-бей, убежденный, как западные монархи, в неопытности султана, поднял против него согласованный мятеж в недавно покоренных эмиратах Айдыне и Гермияне, а также в эмирате Ментеше. Ибрагим-бей подговорил молодых принцев из бывших правящих династий потребовать себе фамильные престолы, а сам вторгся на территорию османов. Но местный командующий османских войск Иса-бей был ленив и неумел, и анатолийский наместник Исхак обратился к султану с просьбой прийти и сокрушить бунтовщиков. Его быстрое прибытие в Азию возымело свой эффект. Сопротивление рухнуло, Ибрагим-бей вскоре взмолился о прощении, а Исхак повел войска, чтобы занять всю территорию Ментеше. Но пока султан возвращался в Европу, вспыхнули беспорядки в его янычарских полках, которые требовали себе более высокого жалованья. Мехмед пошел на некоторые уступки, но разжаловал их командира и прикрепил к полкам множество псарей и сокольников, подчинявшихся главному егерю, на чью преданность он мог положиться.
Видимо, воодушевленный трудностями султана, Константин отправил к нему послов с жалобой, что деньги, обещанные на содержание шехзаде Орхана, так и не поступили, и намеком, что при византийском дворе есть претендент на османский трон, о чем Мехмеду стоило бы помнить. Когда посольство добралось до султана, по-видимому, в Брусе, Халил-паша пришел в гнев и замешательство. Он уже достаточно хорошо знал своего господина, чтобы понимать, как он отреагирует на подобную наглость. Под угрозой окажутся все его мирные инициативы, и сама его позиция станет невозможной. Он прилюдно обрушился на послов. Мехмед, однако, удовольствовался холодным ответом, что во всем разберется по возвращении в Анатолию. Он отнюдь не сожалел об этом дерзком и бессмысленном требовании, так как оно давало ему предлог к нарушению клятвы не вторгаться в византийские владения. Он собирался вернуться в Европу обычным для турок маршрутом, через Дарданеллы, но узнал, что по проливу крейсирует итальянская эскадра. Поэтому он двинулся к Босфору и переправился за море из крепости Баязида Анадолухисар. Территория на европейском побережье официально еще считалась византийской, но Мехмед не озаботился испросить у императора дозволения на высадку. Напротив, своим острым взглядом он тут же увидел, как полезно было бы построить крепость в этом месте, над узким проливом ровно напротив Анадолухисара.
