Торецкий отдается воспоминанию о недавних днях. Он выпрямляется улыбаясь, снимает шапку, встряхивает волосами. Перед нами совсем другой человек — мужественный, закаленный, рыцарь без страха и упрека, герой пьес и фильмов. Пройдя мимо такого на улице, невольно обернешься.
— А думаешь, одна лишь приятность в такой роли? В мороз, например. Когда хочется шапку нахлобучить, уши согреть. А нельзя. Терпи, казак, играй перед другими и перед самим собой. Добровольно и бескорыстно. Мотает головой. — Надоело!
Усталым жестом напяливает шапку, втягивает голову в плечи и превращается в сухонького, невзрачного человечка, одного из пешеходов большого города. И голос у него усталый.
— Теперь в последние часы не хочу играть ни в чем. Вот наушники опустил — тепло. Иду такой походкой, как хочется, а не такой, как «положено». Сидеть буду как хочется, стоять как хочется, говорить что хочется. А захочется молчать — буду молчать, даже когда это невежливо.
Беспокойство мужчины возрастает. Он пытается перевести все в шутку:
— Что-то ты чересчур философствуешь! Еще Сенекой станешь…
Торецкий поглощен своими мыслями, не слышит последних фраз, продолжает:
— И когда перестаешь играть и тебе уже не нужен весь громоздкий, с трудом накопленный реквизит, оказывается, что человеку для жизни нужно совсем мало и зачастую совсем не то, что приобретал и копил. Может быть, мне необходимо сейчас то, что я потерял, то, от чего отказался ради игры. Понимаешь?
Очень тихо, почти испуганно мужчина спрашивает:
— Идешь к ним?
Торецкий утвердительно кивает.
Медик. Вы ошиблись в прогнозе, друг мой.
Кибернетик. Наполовину.
Зачеркивает первую половину предсказания. Остаются слова: «Вернется к семье».
III. Аркадий Иванович Дубков, журналист
— Хороший товарищ и неплохой работник. Звезд с неба не хватал, но репортаж или информацию умел написать. К сожалению, любил выпить. Один не пил, сколачивал компанию — на это он был мастак. — Рассказывая о Дубкове, заведующий отделом редакции постепенно разошелся, начал жестикулировать. — А как выпьет Аркадий Иванович, давай истории «из жизни» рассказывать. На это он тоже мастер был, даже «гроссмейстер». Так входит в роль, что, где правда, где выдумка, не разберешь. Большой артист в нем погиб.
— А чем он особенно увлекался? — спрашивает Кибернетик.
— Да, пожалуй, особых увлечений больше и не замечалось. Жена его тоже у нас работает, детей у них нет… Вы бы с его женой поговорили…
— Говорил уже, — отвечает Кибернетик. — Она мне сказала, в общем, то же, что и вы.
