Вскоре он оказался посередине двадцатых улиц и несколько замедлился, чтобы оценить обстановку. В такое время в этой части города стояла тишина, напоминая пустыню. Здесь располагались всего пара ресторанов, несколько баров и почти никто не жил, лишь изредка небольшие колонии бездомных разбивали лагерь в одном из неиспользуемых или заброшенных строений. Здесь даже машины почти не ездили. Уличное освещение в лучшем случае можно было назвать ненадежным: фонари погасли или стояли разбитыми – некоторые люди предпочитали заниматься своими делами в темноте. Существование подобных субъектов и стало одной из причин усиленного внимания Паука к этому району – он старался патрулировать его на более или менее регулярной основе. Если оставить все как есть, у «детей ночи» может сформироваться заблуждение, будто эта округа принадлежит им. Поэтому не мешало время от времени напоминать, что у других людей может быть иное мнение на этот счет.
Паук остановился на крыше одного из зданий, осмотрелся и тщательно прислушался.
Ничего. Он запустил еще одну паутину, перемахнул через еще одну улицу и снова принялся ждать, прислушиваясь не только к звукам.
Ничего.
Так продолжалось какое-то время. Не то чтобы он возражал. Иногда Человеку-Пауку выпадала тихая ночка, дающая редкую возможность просто любоваться городом, а не беспокоиться о его сохранности. Проблема заключалась в том, что теперь беспокоиться приходилось куда чаще, чем раньше. Город становился совсем не таким милым, как в его детских воспоминаниях… Тут Паук ухмыльнулся, вспомнив, каким неопрятным и погрязшим в преступности показался ему Манхэттен, когда дядя с тетей впервые привезли его сюда из Квинса. По сравнению с сегодняшним, тот Нью-Йорк из прошлого – не из такого уж и далекого – казался безмятежным воспоминанием, приятным и счастливым местом, где, создавалось впечатление, постоянно сияло солнце.
Теперь все обстояло не так.
Человек-Паук остановился на крыше здания на 10-й Западной улице и снова осмотрелся. Ничего, обычный приглушенный городской шум. Рядом не ощущалось никакого движения, но доносились грохот и вой работающего дизельного мотора грузовика, двигавшегося на север по 10-й авеню, у которого, судя по звуку, были серьезные проблемы с коробкой передач. «Тихая ночь, – подумал Паук, – никакой „странной хрени“ на горизонте. В другой день я был бы счастлив».
И тут его словно ударило.
Питер несколько раз пытался объяснить Мэри Джейн, как работает странное чувство, которое он уже давно начал называть паучьим чутьем. Прежде всего, это довольно простое дело не требовало серьезного анализа. Это был не страх, а чувство непосредственной угрозы, без каких-либо других эмоций, хороших или плохих. Ты словно бы слышал завывающую позади себя сирену, раздавшуюся тогда, когда точно уверен, что не сделал ничего плохого. Ему казалось, что, если бы паук мог испытывать тревогу, она бы ощущалась именно так. А еще паучье чутье вызывало ощущение, будто тебя колет во всех местах. Прямо как сейчас.
