— Кто?
Гобби жестом фокусника достал свой блокнот, написал: «Свои», и ткнул костлявым пальцем, явно намекая, что мне нужно ответить стене. Несколько неуверенно и тихо я и прочла:
— Свои.
И мне уже даже интересно стало, что там будет дальше.
Дальше было язвительное от стены:
— Свои по подворотням не шастают.
Я лично понятия не имела, что на такое можно ответить. А вот Гобби знал, и потому неторопливо написал, то, что я и озвучила:
— Свои шастают везде, слава пронырам.
— Слава и честь, — гордо ответила стена.
И расступилась.
То есть вот тут сверху была деревянная стена выбеленная известью и обшитая крест-накрест деревянными планками, внизу, почти на человеческий рост каменная кладка — расступилось всё. Словно трещина прошла по кладке, а деревянные доски разошлись неровно, но на проход оказался достаточным для нас. Мы и вошли, точнее Гобби втянул меня.
Внутри самым неожиданным образом оказалась по-домашнему уютная таверна, со столиками у слепых окон, отдельными кабинками, отгороженными расшитыми рюшами занавесочками у настоящих квадратных с закруглёнными краями окошек, снующими между столиками гномами, стоящим за невысоким прилавком румянощёким домовым, и двумя десятками громадных плечистых гоблинов…
И вот стоило нам войти, все гоблины разом поднесли два пальца к левому плечу и два раза постучали. Мой Гобби взял и в точности повторил. И выглядело это так важно и так значимо, что я даже растерялась.
И тут за нами стена разошлась снова и вошла бабушка. Очень миленькая такая румяная бабушка, сгорбленная грузом прожитых лет, в цветастом платке, тёмной кофте, юбке неопределённого цвета. Вошла, оглядела всех и… и двумя пальцами правой руки дважды постучала по левому плечу! А затем каким-то неуловимым движением бабка стянула с себя… себя… и распрямилась уже знакомым мне гоблином, который сложил оболочку с вещами в корзинку, а затем, повернувшись к нам, весело подмигнул и пробасил:
— Хороший бой, ледя.
Тихо икнув с перепугу, всё же не каждый день на моих глазах бабки превращаются в гоблинов, и выдохнула:
— Трупов, Ыгрх.
Он величественно кивнул, поднял свободную руку вверх, привлекая внимание протирающего стойку домового, и распорядился:
— Мне как всегда, для этой бледной чегось изысканного и согреться, мастеру суп Некроса, и всё за лучший столик.
И вот после этого, вежливо обратился к Гобби на совершенно непонятном мне языке. Гобби, торопливо кивнув, повёл меня вглубь этой странной таверны, и вскоре мы сидели в кабинке, отделённой от всех плотной тканью, которая не пропускала ни единого звука. Гобби усадил меня возле окна, которое выходило на оживлённую городскую площадь, и даже вход в парк под королевским дворцом был виден, сел рядом со мной, Ыгрх устроился напротив, скалясь во весь клыкастый рот и глядя на меня.
