Рукастая машина | страница 5
Шабашкой в те поры называлось у плотников, маляров, штукатуров, ремесленников, вообще, то, что они уносили с работы, пошабашив, домой в плюс к своей заработной плате: плотники шли домой с обрубками бревна или вязанкой щеп; маляры в углу фартука несли горсть купороса или бакана; штукатуры — вязку драни.
У Чернова были шабашки разные: то он несет скатанный в трубочку остаток бумаги (он ее счетом отпускал на машины), то бидончик с керосином, то новую мочальную швабру или аккуратно перевязанную пачку сыпи, гарта — типографского материала. Поставит бидончик или швабру в уголок за икону своего «ангела» — Николая, Мирликийского чудотворца — и молится, проливая тихие слезы из глаза.
Новости Чернову были совсем не по душе. Провели электричество, а раньше керосин бочкой покупали. Чернов заправлял лампы «молнии». Теперь частенько приходилось уходить из типографии с почти пустым бидончиком. Чернов радовался, когда электричество мигало, сгорали почему-то в предохранителях пробки, и внезапно мастерская погружалась во тьму. Наборщики кричали:
— Чернов! Лампу!
Он бранился, зажигая, взбирался на табуретку и вешал «молнию».
— Ну, — тужили товарищи, — нынче Чернов опять без шабашки молиться пойдет…
Ротационную машину Чернов тоже не взлюбил: хотя она и рвала бумагу, но обрывки с роля лавочники не так охотно брали, как в листах, — значительно дешевле!
Наборная машина не понравилась Чернову: сыпи не было, строки с талера шли опять в котел. Конец и шабашке в виде пакета сыпи, которую старик сбывал мелким скоропечатням.
Чернов задумывался. Над ним шутили и смеялись. Он молчал, не огрызаясь на шутки. Однажды мне издатель показал аккуратно разграфленный листок, исписанный по графам. Я сразу узнал изящный почерк Чернова. Это был полный список рабочих типографии, конторских служащих, редакции. Все были разбиты по рубрикам: меньшевики, большевики, эсеры, анархисты, кадеты.
Лукаво прикрыв листок ладонью, издатель подмигнул мне и сказал:
— Теперь я знаю, кто вы.
— Ну-ну?
— Индулист!
— Что?!
Он показал мне список. В отдельном столбце с надписью наверху «индулисты» стояло одно мое единственное имя.
— Что это за партия? — спросил меня, смеясь, издатель. — «Индулист», — что это значит?
— Надо полагать: ин-ди-ви-ду-а-лист.
— Ага!
Тогда под именем «индивидуалистов» военно-полевые суды царского министра Столыпина присуждали к виселице бандитов-анархистов, совершавших налеты в одиночку. Почему Чернов причислил меня к лику бандитов — не знаю: мы с ним никогда не ссорились. Я с интересом прочитал весь список. Чтобы его украсить, Чернов наверху по бокам перевел две ярких картинки: слева розу, а справа охотника, трубящего в рожок.
