Это вроде бы благотворное обустройство разожгло одну из неприятнейших вспышек антисемитизма в короткой истории Рулебена. Чтобы упростить раздачу кошерной пищи, действующий комендант лагеря решил отправить всех интернированных евреев в отдельные бараки. Может быть, это и упростило питание, но в то же время создало четкое впечатление, что интернированных евреев изолируют. Условия в новых бараках были намного хуже, чем в остальном лагере, новых обитателей ждала теснота, соломенные тюфяки и нехватка отопления. Элемент иронии в ситуацию привносило то, что, как замечал Коэн, большинство евреев, содержавшихся в Рулебене, «неохотно соблюдали ритуалы». Насильственной сегрегации пришел конец только весной 1915 года, когда американский посол Джеймс Джерард посетил лагерь и попросил улучшить условия содержания>61.
Сразу же после визита Джерарда прусское Военное министерство постепенно начало вкладывать долгожданные средства в инфраструктуру Рулебена. С целью расселить самые переполненные помещения оно согласилось на строительство девяти новых деревянных бараков. Интернированные, отрезанные от друзей, родных и гражданской жизни, вселились туда на долгий срок. Для тех, кто, как Коэн, годами комфортно жил в Германии, внезапная перемена обстановки была особенно удручающей – смена свободы на жизнь за колючей проволокой в кажущемся стабильным обществе не могла радовать. Но их судьба, как бы драматична она ни была, лишь отражала продвижение Германии к «всеобщей войне». Многообразие и обширность довоенных еврейских общин постепенно приносили в жертву единству Германии военного времени.
Неуклонное вторжение конфликта в повседневную жизнь воодушевляло некоторых немецких евреев, но в других оно вселяло лишь растущий ужас. Альберт Эйнштейн был не единственным, кто хотел бежать от «безумного, вырождающегося племени» вокруг. «Если бы только где-то был остров для благоразумных и осторожных», – фантазировал он>62. Растущая тревожность дома требовала еще большей оперативности на фронте. Люди охотно шли на жертвы в надежде, что армия добьется быстрых успехов в войне с Антантой и тем самым приведет войну к успешному финалу. К несчастью для немецкого общества, поражение на Марне и начало окопной войны делало такой сценарий все менее и менее вероятным. И если нужно было, чтобы немецкое общество продолжало одобрять войну, значит, армии требовалось найти выход из тупика. Эта мысль помогала сосредоточить все умы на одном. В первую зиму войны политики, военное командование и ученые вместе занялись лихорадочным поиском средства отнять у Антанты военное и дипломатическое преимущество.
