. И все же, несмотря на согласие выселить имеющихся жильцов дома, стороны так и не сумели договориться. Красный Крест, базирующийся в Женеве, разъяснил, что возьмет здание только если колония оставит его полностью оборудованным, обеспечит персонал и полностью предоставит питание. Даже «при наилучших намерениях», объяснила колония, она никоим образом не сможет позволить себе такие расходы
>32.
Недоразумение со зданием рабочей колонии лишь усилило беспокойство евреев по поводу Красного Креста. Слухи о практиках избирательного набора, якобы приводивших к исключению врачей и медсестер еврейского происхождения, в то время также расходились все шире. В попытке опровергнуть такие заявления Красный Крест выпустил сообщение с извинениями, которые CV незамедлительно приняло>33. На всех фронтах шла мобилизация, и было не время начинать дебаты о месте евреев в национальном представлении. Напротив, правдой было совершенно противоположное: евреям и остальным немцам предстояло слиться в единое целое. Арнольд Цвейг, великий немецкий писатель еврейского происхождения, выразил это чувство еще однозначнее: «На моем по сути еврейском пути я сделаю дело Германии своим делом», – писал он. И более того, он добавлял: «Я не собираюсь переставать быть евреем»>34. Впервые в этой новой Германии его еврейская и немецкая идентичности полностью синхронизировались.
Но немецким евреям национальное единство досталось ценой религиозной солидарности. Сражаться за Германию значило, само собой разумеется, сражаться с французскими, русскими и британскими евреями и, вполне возможно, убивать их. И хотя такая перспектива, несомненно, была нерадостной, большинство немецких евреев приняло отделение от еврейских общин Антанты как необходимую часть духовной мобилизации для войны. В конце концов, конфликт также столкнул немецких католиков и протестантов с собратьями по вере на востоке и западе. Для литературоведа Людвига Гейгера тот факт, что евреи теперь воевали с другими евреями, был доказательством нормальности жизни немецких евреев. Если их и возможно было далее рассматривать как меньшинство, то скорее международное, чем национальное – они были лояльными гражданами Германии. «Немецкий еврей, точно так же, как и французский еврей, ни секунды не задумывался над тем, что он в первую очередь еврей, – писал Гейгер, – напротив, он видит себя исключительно гражданином своей собственной страны»>35.
В качестве идеологии позиция Людвига Гейгера, превозносившего национальную идентичность выше еврейских братских чувств, оказалась весьма сдержанной. Другие немецкие евреи пошли гораздо дальше и попытались еще радикальнее порвать с военными противниками Германии. Всемирный Еврейский Союз, французская организация, посвященная защите прав евреев, был, вероятно, довольно безобиден. И все же, когда началась война, один из членов организации из Майнца решил уйти и незамедлительно сделал это. «Я снял с себя полномочия, – объяснял он, – потому что как немец не могу принадлежать к обществу под французским руководством»
