Немой набат. Книга третья | страница 45
Он знал правила игры. Одноместные шлюпки на флоте не в ходу. Лучше, если капитанить будет Новик, если перед офицерами ниже рангом на возвышенные темы выскажется их начальник. Не исключено, Борткевич подкинул вопрос именно для этого.
И контр-адмирал Новик, человек пристального ума, темноволосый, коротко стриженный, мужикастый, с волевыми чертами продолговатого лица, выдававшими долгую командирскую службу, скрестив руки на груди, откинувшись на спинку стула, сказал:
— Ну что ж, как писал Николай Заболоцкий, душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь.
И без барабанной дроби восхвалений, словно беседуя сам с собой, принялся, по его же словам, «из уст в уши» просвещать своих офицеров. Суть разъяснений сводилась к тому, что Цымбурский считал Россию самостоятельной, отдельной цивилизацией, не готовой ни сливаться с кем бы то ни было, ни подчиняться кому бы то ни было — идет ли речь о Западе, о Востоке или Юге. Только сотрудничать. Человек военный, он и краем не коснулся боевой истории, уповая на великий духовный и нравственный потенциал России, ее геополитическую энергию. Хотя, конечно, упомянул, что «Остров» еще и потому, что Русь нередко и успешно в одиночку противостояла натиску окружавших ее сплоченных внешних ворогов. Закончил неожиданно:
— Кстати, Георгий Победоносец не копьем, а словом побеждал. Считаю, что операция «Ы» как раз в русле этой стратегии. Пусть воробьи теперь на кошку чирикают.
— Операция «Ы»? — непонимающе переспросил один из офицеров.
— Был «Крим», через «и» с точкой, а стал Крым, — рассмеялся Новик.
Устоев, как принято говорить, раскрыл бы тему несколько иначе, напомнил бы о духовном походе России к своим истокам, о ее геополитическом ядре и хранительных началах, о циклизме истории и саморазвитии, об освоении Зауралья, Дальнего Востока — вот он, эпохальный вызов! Цымбурский — выдающийся русский ум, памятное имя национальной мысли; кстати, кажется, он и ввел в обиход геохронополитику. Однако с сутью сказанного Новиком Устоев был согласен вполне. И, слушая контр-адмирала, думал именно об этой непостижимой загадке русской жизни: в кают-компании, где собрались высшие флотские офицеры, не о морских походах размышляют — о высоких сущностях, культурных традициях и народных устоях. А по сути — о державостроительстве. Чувствуют температуру момента.
Разъезжаться начали в двадцать два часа.
— Ну что, бери шинель, иди домой? — сказал Борткевич, поднимаясь из-за стола.