Немой набат. Книга третья | страница 31
Хроническим запором мысли Хитрук не страдал, и разбор полетов банковского ВВ привел Бориса Семеновича к банальной истине: кое-кто уже «наложил в панамку» — крысы бегут с тонущего корабля. Но едва в голове мелькнуло слово «корабль», на ум пришел любопытный образ: мы плывем на «Титанике», а сейчас полезнее оказаться на броненосце «Потемкин». Либеральный «Титаник», похоже, идет ко дну, уже тонет, а броненосец «Потемкин» — символ восстания против нынешних порядков. «Но восстание-то подавили, — тут же полоснуло в сознании. — Ситуация очень подвижная, страна снова погружается во мглу, жизнь пятится назад, надо быть осторожнее. Запасемся-ка попкорном и будем посмотреть, кино обещает быть занятным. Пусть начинает Валерий Витальевич, поглядим, что у него получится с новыми трендами, как он избежит политического увядания. Поучимся бриться на чужой бороде. Слякоть не слякоть, а жить-то нужно».
Хитрука не крестили, не обрезали, и он считал, что жизнь — это договор со Всевышним, заключенный без гарантии. Но зато искусством жизни овладел сполна. И природным чутьем ощущал, что ее слом близок.
И все-таки неожиданное, очень авторитетное подтверждение тревог по части злых «завтра» вдохновляло. Вдобавок ВВ обещал не постоять за ценой, мимоходом упомянув о наличных. Это означало, что важен конечный результат; как при расходах со спецфонда, реальные отчеты не требуются. При оплате наличными это открывало неплохие возможности. Но как их реализовать?
Это был самый трудный вопрос, и, по достоинству оценив свою мудрость — в пиковые времена мыслит в резонанс с председателем правления, вхожим в высокие сферы! — Борис Семенович полностью сосредоточился на поисках решения этого вопроса.
Хитрук поднимался по карьерной лестнице с низов, с первой служебной ступеньки, и распрекрасно знал «законы мироздания», как он называл негласный «кодекс бесчестья» бюрократической среды. В России оды чиновному сословию испокон веку отличались неприязнью. Оно и понятно: пороки русского бюрократа с особой наглядностью проступали в отношении к «податному» люду, и народная молва, как и классики литературы, не скупилась на красочные злопыхательства. Но понимание внутреннего мира этой изолированной среды, повадок и склонностей обитателей чиновного «зверинца», который населяют порой уникальные человеческие типы, простому смертному не доступно. Между тем у замкнутого сообщества столоначальников, у офисной бюрократии свои неписаные правила, своя надпоколенческая «генетика» с узорчатым набором свойств и ситуативных альянсов.