— У тебя выйдет не фэнтези, а хоррор, — сказал Рома.
— Или черная комедия про приключения трупа, — усмехнулся его дедушка, — как «Уикенд у Берни» или «Никаких проблем» с Миу-Миу.
Молодежь не видела таких фильмов.
— И что произошло потом? — Саша не отрывала глаз от Георгия Анатольевича.
— Церковь составляла поучения о вреде культа. В десятом веке… и в шестнадцатом.
— В шестнадцатом? — поразился Рома.
— Да. Максим Грек писал о заложных, а до него — епископ Владимирский Серапион. Но язычество было неистребимо. Ну, вы в курсе: пасхальные куличи, масленичные гулянья, Ивана Купала — все оттуда, из дохристианских веков. Иерархи устали бороться с ересью и согласились на компромисс. Если люди отказываются хоронить некоторых соседей, нужно ограничить территорию, где они будут лежать. Так появились гноища.
Слово Саше не понравилось. Совершенно.
— Звучит как ругательство, — сказала она.
— Гноища, или буйвища, или скудельницы. Их придумал в тринадцатом веке Новгородский епископ Спиридон. Это погреба для заложных. По типу братских могил: их сваливали туда кучей, без гробов, без благословения, замотанных в рогожу. А над ямником мастерили сарайчик, «убогий дом». И получалось, с одной стороны, мать сыра земля не гневается, ведь заложных не зарыли в нее, а с другой — трупы как-никак изолированы.
— Выходит, — сказал Рома, — православная церковь узаконила языческий культ?
— Да. Пошла навстречу народу. То, что Максим Грек клеймил позором, стало легальным.
— И много было… — Она не захотела произносить «гноище». — Скудельниц?
— Очень. И в селах, и в городах. Но церковь пошла дальше. На Семик — то есть на седьмой четверг после Пасхи — устраивались тризны. Процессии верующих двигались от города к «убогим домам». Во главе шагали священники, а в Москве — аж патриарх. Москвичи зачастую бросали в гноище не столько преступников, сколько умерших от тифа и холеры, моровых поветрий. И сараи возводили из камня. Такие скудельницы были стационарными. Совершалась панихида. Трупы укрывали саваном, как бы прощая их грехи. Семик — это поздняя весна, и нет угроз заморозков или неурожая. Заложных отпевали скопом и закапывали — было можно.
— Когда же это прекратилось? — спросил Рома.
— Царица Анна Иоанновна издала указ, запрещающий гноища, но его не привели в исполнение. В тысяча семьсот семьдесят первом Екатерина II обустроила кладбища для жертв московской чумы, а «убогие дома» снесла.
— Ну и ну, — сказал Рома. — Они отказывались хоронить мертвецов до конца восемнадцатого века?
