«Они убьют нас!» — сигналил мозг, и ноги совершили невозможное: стали еще быстрее крутить педали. Глаза заволокла влага, Саша ориентировалась по размытым точкам впереди.
Рядом, привстав, впившись в руль, летел во весь опор Рома.
Велосипеды пронеслись мимо источника. Саша оглянулась, и сердце сжалось от ужаса. На хвосте висел грязно-белый «рено». Минута, и капот подцепит задние колеса, протаранит, выкинет тела в овраг.
За поросшим ромашками бугром показалось болото. Стена аира и узкий проход. Затеплилась надежда.
Саша вырулила на мостки из старых дверных полотен. Шины прочертили по филенке полосы. Чавкнул разбухший дерматин. Велосипед дернулся под девушкой, но она выровняла его и спикировала на берег. Подскочила, седло больно врезалось в промежность.
Рома поравнялся с ней, он хохотал.
«Рено» встал у мостков. Проход был тесен для автомобиля. А на поиски объезда понадобилось бы минут пятнадцать. Святозар орал вслед беглецам благим матом. Рома продемонстрировал ему средний палец. Велосипеды удалялись по полю.
— Ничего не потеряла?
Она помяла юбку, убедилась, что телефон не выпал. Потери составили пляжное одеяло, кепку и очки.
— Нет.
Рома вытер пот. Свирепая улыбка сделала его взрослее, мужественнее. Теперь ветер подталкивал в спину, уводил прочь от преследователей.
На самодельных пирсах рыбачили пенсионеры. Семья жарила шашлыки под ивой. Порхали капустницы.
— Все, — пробормотала Саша. — Я — все.
Слезла, шатаясь, с седла. Земля покачивалась под подошвами. Мышцы ныли. Наутро они будут гореть огнем.
Обеспокоенный Рома поддержал за руку.
— Ух ты, — только и сказала она, — ух ты.
— Прости меня, — сказал он. — Я должен был вытащить наши велики.
— Ты что! Ты спас нас! — Она приложила ладони к горячим щекам и вдруг рассмеялась. — Боже, как ты врезал этому упырю! На! По мордасам!
— Пустяки, — скромно проговорил он.
— У него будет синяк?
— Не сомневайся. Были бы на мне походные берцы, он бы челюсть по кусочкам собирал.
— О да!
Рома посмотрел по сторонам:
— Пойдем. Мало ли.
Саша застегнула юбку, и они покатили велосипеды по тропинке. Пляжные знакомцы вернулись в яхт-клуб зализывать ссадины. Или убрались в шахтерское Варшавцево несолоно хлебавши.
— Какие мерзкие, — прошептала Саша.
— Папа называет их «отрыжкой девяностых».
— Ты где научился так драться, историк?
— Не умею я драться. Дал бы им шанс, они бы из меня котлету слепили.
— Но ты не дал.
— Длинные грабли. — Он махнул рукой. Пошевелил пальцами.
— Не вывихнул?
