Асфальт умыли из шланга, и пахло, как после дождя, озоном. В кольце высоток приютился детский садик. Шуршали кроны вязов и тополей.
С Ромой было комфортно, он оказался отличным собеседником. Умел и выслушать, и увлечь историями. Саша воочию представила друзей, которых он описывал: весельчака Серегу, тугодума Мишку.
Они обогнули Речной по кругу и вышли мимо котельной
(раз, два, три, Фредди в гости жди)
наружу.
Побрели по аллее. Кортни писала на подорожник и облаивала воробьев. Рома убрал с тротуара жука-рогача, депортировал в траву, чтобы не раздавили прохожие. В книге плюсиков появился жирный плюсик.
— Район планировали расширять, но грянул кризис. Комбинат едва не обанкротился…
Из-за деревьев выплыла серая коробка станции. От пустой платформы отходила электричка болотного цвета.
«Отсюда мне предстоит ежедневно мотаться в вуз».
— Ты привыкнешь, — Рома будто прочел ее мысли, — к тому же в дороге можно полистать конспекты. Я так к сессии готовился.
Он помог ей пересечь полотно, взобраться на пригорок. Вдали, за равниной, серебрилась река. Справа виднелся комбинат, южнее — город, оплетенный рельсами и объездной трассой. Над лугом порхали яркие бабочки.
Мчала последняя электричка.
— Речной? — пробурчала Саша. — Скорее Полевой.
Кортни увлеклась собственным хвостом, закрутилась юлой.
— Не самая умная псина, — смутился Рома.
— Перестань ее оскорблять! — возмутилась Саша. — Сам ты неумный.
Они сели на нагретый солнцем камень.
— В реке купаются?
— А как же! И пляж неплохой.
Саша нащупала сигареты, щелкнула зажигалкой.
— Ты давно куришь?
— Не одобряешь курящих девушек?
— Просто тебе не идет.
Прозвучи это замечание из других уст, оно бы вызвало раздражение. Ее страшно бесила критика со стороны малознакомых людей. Но улыбка Ромы вызвала обратную реакцию: желание быть откровенной.
— Да я балуюсь. Захочу — брошу. Осенью умер близкий мне человек, и я закурила.
Рома положил руки себе на бедра, потом убрал за спину. Спросил:
— Твой парень?
— Что? — Она хохотнула невесело. — Нет. Мамин…
(сожитель)
— …муж.
Рома смотрел на нее выжидающе, и она продолжила:
— Родители развелись, когда мне было десять. Мы перебрались в село, там у мамы был домик. Она в город на работу ездила, она медсестра. Познакомилась с пациентом. Он ее на свидание пригласил. Влюбились… Мне двенадцать исполнилось, мама хибару нашу продала, и мы переехали к дяде Альберту.
— Он был хорошим?
— Лучшим. Как настоящий папа, хотя мой папа… ну, тоже нормальный.
